Форточница - Натали Лавру

– А что сегодня за день? – спросила я.

– Шесть лет со смерти моей жены. И ровно год как ты залезла ко мне в форточку.

– О… Самый кошмарный день в году, – понимающе кивнула я.

– Я хочу, чтобы ты знала: я не жалею о том, что забрал тебя к себе, – сказал он.

– Ага. Так не жалеешь, что даже глаз дёргается.

Это была правда. Глаз у Кости дёргался.

Голос рекламного диктора в моей голове продекламировал: «А спонсор нервного тика – Наташа. Наташа в доме – самый верный способ потерять покой».

Я горько усмехнулась своим мыслям.

– Это от нервов. Просто мне надо… отдохнуть, – он потёр дёргающийся глаз ладонью.

– А то, что я съеду от тебя обратно в детдом, ещё сильнее испортит твою репутацию? – додумала я. – Поэтому ты так не хочешь, чтобы я уходила?

– Наташа, я стараюсь изо всех сил, чтобы тебе жилось хорошо! – снова завёлся он. – А ты ещё угрожаешь мне своим уходом!

– А то, что я тоже стараюсь, ты не замечаешь, да? Это всё ничего не значит?

– Мы сейчас не об этом… – устало выдохнул он.

– Об этом! Я могла бы признаться тебе, что это я испохабила этот грёбаный хор, и мне бы за это ничего не было! Но я сказала тебе правду, а ты мне не поверил! – разорялась я. – Какая вообще ценность у твоего попечительства, если ты считаешь меня лживой испорченной малолеткой? Именно поэтому я собираю вещи, а не потому, что якобы манипулирую тобой. А не умеешь отличать ложь от правды – лучше не берись за воспитание! – как только я обрисовала сложившуюся ситуацию, мне стало до слёз обидно за себя.

– Я не хочу с тобой ссориться, Наташа, – нахмурив брови, словно от головной боли, сказал он. – И я ценю твои старания…

Неубедительно.

– Уйди, – отвернулась я.

– Наташ, давай мириться, а? – он слегка толкнул меня локтем в бок.

– Чего с тобой мириться, если ты чурбан непонятливый? – обиженно буркнула я.

– Значит, это не ты похабщину на листе написала?

– Да господи! – от души завопила я. – Я уже тысячу раз пожалела, что полезла исправлять эту несчастную букву! Пусть бы она висела ещё тысячу лет! Да пусть бы все школьники пальцем тыкали в это слово!

– Ладно-ладно, я верю тебе.

– Вот и отлично, а теперь уходи, – я снова повернулась к нему спиной.

– Пока не помиримся, не уйду, – из последних сил изобразил дружелюбие Костя. – И положи вещи обратно в шкаф.

– Пф! Вот ещё! Мои вещи – что хочу, то и делаю, – артачилась я.

– Ну, как хочешь, – вздохнул он, встал и, прихватив с собой мою сумку, ушёл к себе.

– Нахал! – крикнула я ему вслед, но осталась сидеть.

Решимость свалить обратно в казённое учреждение испарилась. Нет, конечно, при желании я бы нашла способ уйти от Кости, но ведь это не есть моя цель. Я столько уже прошла! Мне осталось потерпеть всего четыре с половиной месяца до дня рождения. Всего ничего. Обидно было бы отступиться, не дойдя лишь малость.

Всё. Решено. Буду охранять Костю от других баб, как Цербер. И пусть мне не затмить ангельский образ его жены, но меня он точно уж не забудет. А если попробует забыть, я найму этих самых юных хористов из школы – пусть поют у Кости под окнами. Обо мне.

Глава 26. Родительское собрание

Одноклассники узнали, из-за чего я в очередной раз попала в опалу у учителей.

– Ха-ха! Неудачница! – на весь класс возвестил Чуча.

Все засмеялись. Ибо исковерканное слово «Пение» и я – вещи несовместимые. Тут и ежу понятно, что это не я нахулиганила.

Но учителя – не ежи. Вся преподавательская братия как-то разом стала на меня косо смотреть и чаще вызывать к доске. Это заговор, не иначе.

Вот уж я прославилась так прославилась!

На стенд вывесили новый листок-приглашение в юношеский хор. В первый же день чудесным образом несчастная «е» снова превратилась в «с».

А я что? Я ничего! Исправлять больше не пойду. Пускай висит. Школьников улыбающихся зато больше стало. Идут они мимо стенда – и радуются. Этакая стена счастья, школьное достояние.

***

Костя после вчерашнего срыва ходил тихий и молчаливый. За ужином он скорбно гипнотизировал взглядом свою чашку и вздыхал.

– Чего такой кислый? На работе опять разборки? – поинтересовалась я.

– Да нет, – пожал он плечами.

– А чего тогда? – от меня просто так не отделаешься.

– Просто нет настроения. Я пойду, наверное, к себе…

– Вообще-то я хотела поговорить, – деловито заявила я.

– Слушаю тебя, – он поднял на меня усталый взгляд.

– Я согласна обменять свою квартиру на новую.

Это решение пришло ко мне вчера, когда я оценивала перспективы взрослой жизни на случай если у нас с Костей не сложится. В одиночку я вряд ли проверну такую сделку, обязательно во что-нибудь вляпаюсь. Так что от Костиной помощи глупо отказываться.

– Почему вдруг передумала? – спросил он.

– Ты был прав. В новой квартире приятнее будет начинать новую жизнь, – ответила я.

– До окончания школы ты всё равно будешь жить со мной. Так что если тебе невтерпёж хлебнуть взрослой жизни, то увы, придётся подождать, – предупредил он.

– Ну, до этого ещё далеко, там будет видно, – уклончиво ответила я. – И вещи, кстати, мои верни.

– Лучше пусть у меня полежат. Чтобы не повадно было сбегать.

– Слушай, умник, мне, что, до совершеннолетия в одних трусах ходить? У меня же там бельё!

– Ладно, так уж и быть, отдам, но при одном условии… – он колючим серьёзным взглядом посмотрел на меня.

Я закатила глаза:

– Да не буду я сбегать! – пообещала ему. И добавила: – Если, конечно, будешь хорошо себя вести.

– У меня, в отличие от некоторых, с поведением проблем нет, – перевёл он стрелки на меня и удалился к себе.

***

В середине ноября, после каникул, случилось родительское собрание. Я бы сама пошла, но класснуха настоятельно просила явиться Костю, чтобы отдельно поговорить о моём воспитании, а точнее, его отсутствии.

Дожила Наташа. В десятом классе впервые трясусь, что мне попадёт после родительского собрания. Нет, не ремня по попе я боюсь, а того, что Костя окончательно и бесповоротно разочаруется во мне. Он и так последнее время ходит потерянный и подавленный, а тут ему ещё на собрании добавят.

Грустненько всё как-то. Ну вот зачем он пошёл?

Девять вечера – Кости нет. Десять…

Звоню ему:

– И где ты болтаешься на ночь