Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский

Яковлева, с которым дружил Пушкин. В 1826–1827 гг. А. Е. Измайлов и П. Л. Яковлев сообща издавали «Альманах муз» (Измайлов известен также как издатель журнала «Благонамеренный»). А кроме того – альбом рисунков Яковлева, содержащий, в частности, портреты самого Измайлова, А. А. Дельвига и др. Можно предположить, что результаты поездки в Тверскую губернию несколько разочаровали М. К. и Модзалевского: оба надеялись получить именно пушкинский материал. Отсюда и реплика М. К. в письме к Модзалевскому: «„Пушкина“ не оказалось, но о Пушкине, думаю, найдется», что означало: пушкинские автографы отсутствуют, но в письмах, вероятно, найдутся упоминания о нем[32].

Несмотря на крайнюю занятость, М. К. тотчас принялся готовить к изданию свою новую находку, известие о которой быстро распространилось в профессиональном кругу. В октябре 1916 г. к нему обратился Н. К. Пиксанов (1878–1969), авторитетный (уже в те годы) историк русской литературы, автор работ о Грибоедове и других русских писателях[33], и задал вопрос, имеются ли в письмах А. Е. Измайлова упоминания о «Горе от ума». М. К. ответил Пиксанову 26 октября 1926 г., сообщил два пассажа, посвященные Грибоедову, и просил – при использовании – указать: «М. Азадовский. Письма А. Е. Измайлова к П. Л. Яковлеву. (Готов<ится> к печати)»[34]. К сожалению, в полном виде осуществить эту публикацию М. К. не удалось.

Опираясь на письма Измайлова, М. К. уже тогда собирался, не окладывая на будущее, коснуться вопроса об авторстве стихотворения «На смерть Чернова» (в течение последнего столетия исследователи приписывали его то Рылееву, то Кюхельбекеру). Одно из писем Измайлова (от 16 ноября 1825 г.) позволяло, казалось, решить вопрос в пользу Кюхельбекера. «В свое время, – писал М. К. 20 мая 1951 г. Ю. Г. Оксману, – (ведь я, как Вы помните, разыскал соотв<етственные> бумаги Измайлова) я хотел было (в 1916 г.!) выступить со статейкой об авторстве, считая таковым Кюхельбекера. Но покойный Б. Л. Модзалевский отсоветовал мне, считая незыблемым вопрос о Рылееве как авторе»[35].

Таким образом, лишь две небольших публикации[36] да ссылки на письма Измайлова в отдельных декабристских работах[37] – вот, собственно, все, что использовал М. К. в дальнейшем, – результат, поражающий своей скромностью на фоне сделанной им многообещающей находки.

Письма А. Е. Измайлова, а также портрет Дельвига из яковлевского альбома М. К. передал Б. Л. Модзалевскому в архив Пушкинского Дома[38], где к тому времени уже находились материалы П. Л. Яковлева (в частности, один из его альбомов). Спустя несколько лет М. К. посвятит этому портрету небольшую заметку под заглавием «Из иконографии Дельвига», которая так и останется в его архиве (1–7; в конце текста указано: «Томск, 1921»)[39]. Не удалось также осуществить публикацию, посвященную альбому из личного собрания (с рисунками 1819–1834 гг.). Ученый успел лишь составить его краткое описание, которое сопроводил своими характеристиками и оценками (85–2; лист, приложенный к альбому). В письме к И. С. Зильберштейну (конец января 1950 г.)[40], размышляя о своем возможном участии в будущем томе «Литературного наследства», М. К. описал этот альбом следующим образом:

Имею в своем распоряжении (т. е. также моя собственность) альбом П. Л. Яковлева с замечательными рисунками (текста в нем нет – только рисунки): его самого, брата его жены А. И. Давыдова[41], художника А. В. Уткина, Софьи Дм<итриевны> Пономаревой[42], В. Лангера[43] и др. Другой альбом Яковлева хранится в Пушкинском Доме и описан И. Н. Медведевой («Звенья», VI, на стр. 116 упоминается и мой альбом)[44].

Среди рисунков: портрет Измайлова, Гнедича, С. Д. Пономаревой, автопортрет А. Уткина, зарисовки пером и карандашом московских видов (Денисов монастырь, Симонов, Алексеевский) и др.

Жемчужиной альбома я считаю рисунки А. В. Уткина. Это тот самый загадочный художник, который был арестован в 1834 г. на знаменитой вечеринке вместе с <пропуск>, автор стихов о царской семье (<пропуск> на кн.) и умерший в Шлиссельбурге[45]. Все сведения о нем исчерпываются страницей в «Былом и Думах» и несколькими страницами (вернее, строками) в комментарии Лемке[46].

Эти рисунки, конечно, еще не проясняют его облика, но все же делают <пропуск> немножко более знакомым. Да и нужно же наконец осветить хоть немного этот образ и напомнить о его трагической судьбе. Б<ыть> м<ожет>, имеются еще какие-нибудь московские архивные материалы, которые с Вашей и С<ергея> А<лександровича>[47] помощью могли бы быть отпечатаны[48].

Приведенный фрагмент дает приблизительное представление о том, каким виделся М. К. его несостоявшийся очерк, посвященный альбому П. Л. Яковлева[49].

Работа М. К. не прекратилась с выходом «Дневника художника». Вдохновленный первым успехом, М. К. продолжает исследовать наследие художника, причем не только живописное[50]. Желая рассмотреть его в более широком контексте, М. К. обратился к журналам и альманахам 1840‑х гг. Эти занятия, сочетавшие в себе историю литературы и искусствоведение и призванные обозначить «школу» русского искусства середины XIX в., к которой принадлежал Федотов-рисовальщик, приходятся на вторую половину 1916 г. 4 ноября М. К. вновь выступает на общем собрании Русского библиологического общества с докладом «Федотов и книжная иллюстрация 40‑х гг. (по новым материалам)»[51]. В течение следующего года он развернет это выступление в отдельный очерк «Из старых альманахов. Забытые рисунки Федотова», выпущенный отдельным изданием в апреле-мае 1918 г.[52] В первом примечании М. К. благодарит за помощь и «ценные указания» Б. Л. Модзалевского, известного также своими трудами в области русского портрета[53], и В. А. Верещагина, автора трехтомника «Русская карикатура» (СПб., 1911–1913). Ссылки на работы Модзалевского и Верещагина содержатся и в тексте очерка.

Известны четыре отклика на это издание. Первый принадлежал П. Д. Эттингеру, второй – Ю. Г. Оксману, третий – В. А. Дмитриеву; четвертый рецензент укрылся под псевдонимом.

П. Д. Эттингер сообщил читателям, вторично откликаясь на труд неизвестного ему молодого ученого:

Прелестно изданная небольшая книжка детально знакомит с рядом несомненных федотовских рисунков, которые до нас дошли не в подлинниках, а в ксилографической передаче известного гравера Бернадского[54] и авторство которых тут впервые определяется. <…> Удачно разысканные рисунки, по существу, прибавляют мало нового к творческому облику Федотова, тем более что резец гравера сильно обезличил их фигуру. Но они бросают новый свет на художественную деятельность автора «Сватовства майора» вообще и устанавливают связь его с целой группой русских книжных иллюстраторов середины прошлого века…[55]

Рецензия, написанная Юлианом Оксманом, также