Топит в тебе - Ана Сакру

Парни, услышав, дружно обескураженно застывают. Зал хохочет заранее. И мы с девчонками тоже угораем, видя растерянные и смущенные лица своих мальчиков. Дело усложняют фанты, в которых предлагается способ как это сделать. Их достают по очереди и, читая, страдальчески стонут практически все мужчины.

Первого позориться выпускают Ваню Чижова, которому выпало спеть. Зная, как ужасен он в этом деле, мы с девочками плачем от смеха и жалости еще до того, как начинает играть музыка. Милана, невеста, благоразумно затыкает уши, улыбаясь красному как рак Чижову. Все ободряюще хлопают.

Ваня, громко откашлявшись в микрофон, вступает, сразу начиная со знатного петуха, и хохот вперемешку с подбадривающими аплодисментами становится еще громче.

Вот только дальше я уже не смотрю на сцену, так как, случайно повернув голову в сторону входа, замечаю приближающуюся к нашему столу Малевич.

В животе мгновенно неприятно тянет холодком и улыбка сама собой сползает с лица.

Я уже было решила, что она так и не придет.

И теперь ничего не могу поделать с едким разочарованием. Люба бесспорно шикарна в своем обтягивающем бархатном винном платье с разрезом, рискующим показать косточку бедра. Темные локоны рассыпаются по обнаженным хрупким плечам блестящей волной. Ее рост высокий, линия груди плавная…

Не то, что у меня – не грудь, а мечта разносчицы пива с Октоберфеста. Да и с ростом мне не очень повезло. Как там… Маленькая женщина до старости щенок. Меня и зовут все как питомца. Душкой. Даже Макс умудрился назвать кошку так. В честь Любы, такой эффектной и женственной, ему в голову почему-то не пришло. Сглатываю, страдая от всех этих невольных сравнений, крутящихся в моей голове и безжалостно атакующих самооценку.

Я слишком привыкла за все эти годы думать, что она лучше меня. Просто лучше. Иначе как объяснить то, что Макс был с ней и не замечал меня, да?

Встречаемся с Малевич взглядом. Она холодно улыбается и горделиво вздергивает подбородок еще выше.

Я, с трудом кивнув, отворачиваюсь. Весь плечевой корпус деревенеет.

– О, Люб, наконец-то! – восклицает Ксюша, тоже заметив ее.

Встает навстречу, чтобы поцеловаться. Олеся и Яна вслед за ней. Мы с Эндж сидим, переглядываясь.

– Все ок, не загоняйся, – артикулирует мне Анжелика, ободряюще подмигивая.

Видимо я слишком заметно изменилась в лице.

Стараюсь взять себя в руки. Тянусь к забытому бокалу с вином, пока Малевич рассматривает именные карточки на столе в поисках своей.

– Там авария ужасная на съезде, – рассеянно объясняет Люба, читая написанные имена, – А я еще из салона выехала впритык, так что… Кхм…

Берет одну из карточек, смотрит на соседнюю, а затем быстро огибает стол и хватает карточку Макса. А потом и впивается взбешенным взглядом в мою.

Я молча делаю глоток, наблюдая за Малевич с невозмутимым видом, хотя волоски на затылке у меня дыбом встают от предчувствия, что сейчас будет скандал…

Кошусь на сцену. Из парней не успела выступить еще и половина, наши ребята собрались кучкой и о чем-то возбужденно совещаются, не оглядываясь на стол. Зал вокруг гремит от хохота, всем явно не до нас. И наверно это к лучшему.

– Так, я что-то не поняла, ты почему сюда села?! – дрожащим от гнева голосом интересуется Люба, – Ты рядом с Чижовым! Знаешь…– и она вдруг наклоняется к самому моему лицу, тихо шипя, – Не думала, что у тебя настолько нет гордости, чтобы вот так дешево к Максу примазываться… На глазах у всех…

Ее лицо так близко, а в сверкающих карих глазах столько пренебрежения и плохо скрываемой ненависти, что мне требуется пару секунд, чтобы собраться и ответить.

– Макс сам переставил карточки. Возмущение не по адресу, – глухо отбиваюсь я.

Люба чертит пытливые линии по моему лицу. Озадаченно моргает и выпрямляется, отстраняясь. Вид у нее растерянный.

Девчонки, наблюдая, молчат. Неловко нам всем. Но больше всего мне, конечно.

Я не хочу выпячивать, что мы теперь с Максимом вместе. Не хочу, чтобы это выглядело как некое злорадство. Хотя бы потому, что совершенно его не испытываю. Мои чувства очень чистые и яркие, и я не хочу пачкать их. Все, о чем я мечтаю, чтобы к нам никто не лез. Вот и все.

И поэтому мне так сложно ссориться сейчас с Малевич, хотя обычно я вполне могу за себя постоять.

– Люб, может со мной сядешь? – вмешивается Ксюшка, переставляя несчастную карточку Чижова, уже прогулявшуюся до этого по столу, – Поболтаем?

Но Малевич даже голову не поворачивает в сторону Воронковой. Смотрит, не мигая, на меня.

– Хочешь сказать, вы вместе пришли? – интересуется резко.

– Мы вместе, – сообщаю самую суть.

– Он говорил, что нет, – она ядовито улыбается.

Я молчу, сжимая влажными пальцами бокал. Мне нечего на это сказать, и я не собираюсь уточнять когда и при каких обстоятельствах он ей что-то говорил. Я только что наслаждалась своим счастливым днем, а сейчас у меня его пытаются украсть.

Но я не позволю. Нет.

– Примерно пару дней назад, – добавляет Люба снисходительным тоном, продолжая улыбаться. Все-таки садится рядом с Ксюшкой и тоже пододвигает к себе бокал, – Буквально клялся, что между вами ничего и…

– Мне неинтересно, – перебиваю ее, не выдерживая. Руки начинают мелко трястись.

Она все-таки пробила меня.

Он… Правда с ней говорил два дня назад?

– Точно неинтересно? – Люба насмешливо выгибает бровь.

– Да.

– Ну смотри. Хотя я бы на твоем месте такое бы не стерпела, но это я… – добавляет многозначительно и демонстративно переключается на Ксюшу.

А я пытаюсь вдохнуть и не могу.

На грудь будто булыжник положили. Краска сходит с лица, кожа становится неприятно влажной. Малевич будто отравила меня. Я пытаюсь выжечь ее слова из сознания и не могу. Мелкими незаметными порциями хватаю кислород, делаю глоток вина, которое на вкус вдруг такое кислое.

Она врет…

Она врет, да?! Просто дразнит меня…

Эндж находит мою ногу под столом. Толкает, стараясь переключить. Не реагирую.

Перевожу расфокусированный взгляд на сцену. На Макса.

Он будто чувствует и оборачивается. Подмигивает мне, улыбаясь. Это выглядит так искренне, что даже больно. Вдруг это игра и все неправда. Вдруг…

– Я в туалет, – сообщаю Анжелике, вставая.

– Все хорошо? С тобой сходить? – подруга хмурится.

– Нет-нет, не надо, – останавливаю ее и, рассеянно кивнув остальным девчонкам, одна направляюсь к уборным, расположенным в здании самого ресторана, к которому приставлен свадебный шатер.

В длинной, отделанной кафелем комнате никого. Тихо играет итальянская музыка. На полную мощность работают кондиционеры, рассыпая мурашки по голым предплечьям. Пахнет освежителем воздуха и чистящими средствами. Замираю напротив зеркала