Портреты заговорили… - Юрий Кириллович Толстой

опубликована после его смерти в соавторстве с И. Л. Брауде и А. И. Пергамент[116]. Александра Иосифовна – неизменный соавтор, а иногда и редактор содержательных обзоров судебной практики, которые систематически публиковались в течение многих лет.

Александре Иосифовне принадлежит немало идей в области общей теории права и гражданского права. Сейчас далеко не все помнят, что именно она первой выдвинула идею о введении в научный аппарат такого обобщающего понятия, как правосубъектность, которое охватывало бы как правоспособность, так и дееспособность. С этим предложением Александра Иосифовна выступила в статье «К вопросу о правовом положении несовершеннолетних», опубликованной в 1955 г. Идея А. И. Пергамент была подхвачена не только многими цивилистами, но и представителями других отраслевых наук, а также общей теории права, иногда со ссылкой на приоритет А. И. Пергамент, но чаще всего без таковой.

Откровенно говоря, я не разделяю этой идеи. Если она и приложима практически, то лишь к тем субъектам права, у которых правоспособность и дееспособность слиты воедино (например, к юридическим лицам). В остальных же случаях, образовав понятие правосубъектности в качестве обобщающего, мы сразу же должны пуститься в обратный путь, поставив вопрос, идет ли речь о правоспособности и дееспособности одного лица или разных лиц. Именно так обстоит дело с физическими лицами, над которыми учреждается опека или попечительство. В данном случае отсутствие или нехватка дееспособности у одного лица восполняется дееспособностью другого лица (опекуна или попечителя). Тем самым мы неизбежно становимся на путь расчленения понятия правосубъектности. Но тогда образование этого понятия в качестве обобщающего лишено смысла.

Идея разграничения правосубъектности, с одной стороны, правоспособности и дееспособности – с другой, доведена до крайности в работах Я. Р. Веберса. Этот ученый предлагал рассматривать правоспособность и дееспособность в качестве предпосылок правосубъектности. Но при таком подходе к понятию правосубъектности оно вообще становится бессодержательным (в него просто нечего включать), а потому его образование тем более лишено всякого смысла.

Взгляд С. Н. Братуся на правосубъектность претерпел известные изменения. Если в монографии «Субъекты гражданского права» (1950) он, по существу, ставил знак равенства между правосубъектностью и правоспособностью, то в коллективной монографии «Субъекты гражданского права», изданной под редакцией и с участием С. Н. Братуся в 1984 г., он от этой позиции, по-видимому, отошел (по крайней мере за пределами гражданского права). Одним из соавторов этой монографии была и А. И. Пергамент.

Читателям, особенно принадлежащим к молодым поколениям ученых, возможно, будет интересен обмен мнениями, который произошел по этому вопросу между С. Н. Братусем и мною в 1987 г. В письме к С. Н. Братусю я изложил его концепцию так, как ее понял. Суть его концепции в моем представлении выглядела следующим образом.

В качестве универсальной правовой категории выступает правосубъектность. Гражданская правосубъектность всегда связана с наличием правоспособности. Правосубъектность в гражданском праве одна – это правоспособность. В некоторых же других отраслях права правосубъектность возникает при наступлении одновременно как право-, так и дееспособности. Наконец, когда субъективные права и обязанности возникают непосредственно из закона, правосубъектность не нуждается в категории правоспособности; дееспособность же в этих случаях необходима для того, чтобы лицо своими действиями могло осуществить принадлежащее ему субъективное право. Вместе с тем гражданская правосубъектность характеризуется отношением личности не только с государством, но и со всяким и каждым, поскольку всякий и каждый обязан воздерживаться от действий, посягающих на правосубъектность.

В ответном письме от 3 марта 1987 г. С. Н. Братусь писал: «Вы, как мне кажется, в целом правильно охарактеризовали мою точку зрения, изложенную в книге 1984 г. о субъектах гражданского права. Есть лишь одно уточнение: На стр. 11 в книге сказано: "…термин "правосубъектность" означает то же самое, что и "субъект права", лишь слагаемые этого термина ("право" и "субъект") поменялись местами". Ясно, что термин "правосубъектность" здесь не является обозначением иного понятия, отличного от понятия "субъект права". Следовательно, общим для всех разновидностей субъекта права, определяемых в специальной отрасли, является то, что "бессубъектного правового регулирования" не бывает (там же). Поэтому я не думаю, что конституционная правосубъектность – это надстройка над двумя другими "правосубъектностями", компонентами которых в одном случае является правоспособность, а в другом – правоспособность плюс дееспособность. Правоспособность нужна в гражданском праве как необходимая предпосылка возникновения вследствие определенных юридических фактов субъективных прав, а в конституционных правах такой предпосылки не надо (для некоторых из них нужна дееспособность). Как видите, в общем я примыкаю к концепции Е. А. Флейшица[117], с той лишь разницей, что во всех случаях без фигуры субъекта права как обобщенного, или, точнее, общего, понятия невозможно правовое регулирование»[118].

Александра Иосифовна принимала пусть и незримое, но деятельное участие в подготовке труда Д. М. Генкина «Право собственности». Труд Д. М. Генкина, к сожалению, так и остался незавершенным.

Как рассказывала мне Александра Иосифовна, мысль о том, что право собственности как субъективное право существует вне правоотношения, подсказала Дмитрию Михайловичу именно она. Думаю, однако, что здесь Александра Иосифовна чисто по-женски преувеличивала свое влияние. К этой идее, в частности, задолго до того, как она стала импонировать Александре Иосифовне, пришел Л. И. Петражицкий. Скорее Дмитрий Михайлович испытал здесь влияние Петражицкого, который как ученый Генкину, по-видимому, не уступал.

Должен, однако, заметить, что, хотя к идее существования права собственности вне правоотношения, кроме Д. М. Генкина, тяготели такие ученые, как С. И. Аскназий и С.Н. Братусь, я ее не разделяю. Субъективное право собственности, как и любое другое субъективное право, немыслимо вне противостоящей ему обязанности. Между тем связь права и обязанности как раз и образует правоотношение, которое, в свою очередь, выступает в качестве юридической формы лежащего в его основе фактического общественного отношения (в данном случае – отношения собственности).

Александра Иосифовна была верным другом и товарищем. Она поддержала меня в драматический период моей жизни. В семидесятых годах я разошелся с группой цивилистов в оценке одной диссертации, что вызвало резкое похолодание в наших отношениях. Александра Иосифовна не оставила меня в беде. Она обратилась с просьбой к нашему общему другу Ш. Д. Чиквашвили, чтобы он принял меня с присущим ему грузинским гостеприимством, помог отвлечься от обуревавших горьких мыслей. Сама Александра Иосифовна мне об этом ничего не сказала. Впоследствии узнал об ее участии от Чиквашвили. Такое не забывается. А через несколько лет некоторые из тех, с кем я расходился, прямо или косвенно дали мне понять, что я был прав. Вот как непросто складываются иногда отношения между учеными.

Вполне возможно, что Александра Иосифовна прожила бы до глубокой старости, если бы не одно трагическое обстоятельство. В