Выбор - Галина Дмитриевна Гончарова

для нее из жарких стран привезли, мать за громадные деньги заказывала, пока Марина маленькой была, она с ним просто играла. Ядом его врагов травить можно было. А как пауку срок пришел, так Марина его кровью своей привязала, высушила по всем правилам… а теперь его нет.

И сил у нее почти не осталось. Разве что дотла кого высосать… она б и на мужа кинулась, но тот с ней наедине не останется. Умный стал…

Кто надоумил только?

Боярин?

Нет, тот сам стоит, глазами хлопает.

— Я б тебе много чего простил, но не измену, не предательство.

— Боря… не предавала я тебя!

— Потому и не казню. В монастырь поедешь.

— Боря…

О помиловании Марина не просила, понимала — бессмысленно рыдать да молить, не послушают ее. Не казнили — уже хорошо, но может, хоть как себя оправдать получится?

— Не хотела я для тебя зла. Как могла — так и любила.

— И силы у меня забирала.

— Природа у меня такая. И я, и мать моя… все мы такие, и дочь моя такой же была бы.

— Только дочь?

— Прости, Боря… не могу я сына родить, и не смогла б никогда. Мать говорила, мы только девочек родить сможем, а из них выживет лишь одна в потомстве…

— Вроде как у отца твоего и сыновья были?

Марина улыбнулась устало. Сейчас, когда Борис все знал… что уж скрывать?

— Мать подменяла. Когда у нее нежизнеспособные девочки рождались, вот… она так делала. Отец и не знал.

— Если б я не узнал про натуру твою, ты бы тоже так делала?

— Да, Боря.

— Врешь.

— Бореюшка?

— Еще раз соврешь мне, не в монастырь отправишься — на плаху. Что нужно, чтобы ты зачать смогла?

— Выпить досуха человека. Может, не одного, нескольких… сейчас я этого сделать уже не смогу.

— Не сможешь. Тварь твою сожгли, а новой тебе не видать! И свободы не видывать.

— Боря…

— Видеть тебя не могу, гадина.

Развернулся — и вышел. И боярин за ним.

Улыбку, которая скользнула по губам Марины, они тем более не увидели. А жаль…

* * *

В покоях царских Борис за стол уселся, себе вина плеснул крепкого, зеленого, боярину кивнул.

— Налей и ты себе, Егор Иванович. Посиди со мной.

— Посижу, государь, хоть опамятую чуток… это ж… слов у меня нет!

— У меня тоже, Егор Иванович. Сколько лет меня эта гадина сосала, силу пила, уверяла, что дети будут у нас…

— Как же ты, государь, узнал?

— Повезло мне, Егор Иванович. В потайной ход пошел, погулять хотелось, а Марина решила на то время любовника привести… как увидел — ровно пелена с глаз упала.

Особенно Борис не врал, но и не договаривал. Про Устинью лучше помолчать покамест. И Марина пока рядом, и кто знает, кого она еще привораживала? А ведь могла…

— Она еще и гуляла от тебя? Ох, вот тварь-то какая, государь! А может, казнить?

— Ни к чему. В монастыре она не опасна будет, а как не давать силу сосать из людей, и сама погибнет потихоньку. Княжество ее, опять же…

Егор Иванович дух перевел. Это ему понятно было… ежели казнить Марину, рунайцы взбунтоваться могут, поди, усмиряй их потом! Не до того!

А вот развод за бездетностью, это понятно, это ж десять лет уже…сколько ребеночка-то ждать можно? Тут и рунайцы не возразят, каждому понятно, наследник престолу надобен.

— Когда, государь?

— Поговорю я с патриархом завтра же, и пусть подготовят все. Царица пока в покоях своих побудет, а ты, Егор Иванович, пока боярскую думу перешерсти. Говорить будем, что царица и бесплодна, и припадки у нее, сам видишь… да все видели, назавтра уж по палатам сплетни разойдутся. А коли так… порченого наследника она мне рОдит? Думаю, никто меня не упрекнет, когда в монастырь я ее отправлю.

— Да что ты, государь! Какие попреки! И так ты десять лет терпел, надеялся напрасно.

— Так и говорить будем, боярин. До чего ж тошно мне…

— Выпей, Боря. Просто — выпей. И мне налей еще… давай напьемся, что ли?

— Погоди, приказы сейчас отдам, а потом и напьемся.

Приказы Борис быстро раздал.

Царицу никуда не выпускать, к ней никого не допускать, кроме служанок, а его самого не беспокоить до завтра. Завтра же к нему пусть патриарх явится.

И боярину кивнул.

— Выпьем.

Напиться до свинского визга, до поросячества полного. Вдруг хоть что-то позабыть удастся? Хотя и сомнительно это…

Глава 6

Из ненаписанного дневника царицы Устиньи Алексеевны Заболоцкой.

Оказывается, и так бывает.

Ему больно, а мне вдвойне.

Не хотела я, чтобы так-то получилось, не буду себя обманывать, хотела, чтобы прозрел государь, но иначе. Чтобы не я для него горевестником стала, чтобы сам он понял, чего его змеюка рунайская стоит!

Чтобы увидел, опамятовал, выгнал ее со двора, или вообще казнил!

Да пусть бы что угодно, лишь бы свободен был от нее!

В той, черной жизни моей, куда как тяжелее мне было на них смотреть. Будь другая рядом с ним, теплая, любящая, настоящая, мне б тоже больно было, но не так.

Когда любимый человек счастлив, и тебе хорошо будет. Не с тобой у него счастье сложилось?

И такое бывает. Но когда любишь, за любимого только порадуешься.

А в той жизни… не любила его рунайка.

Не любила.

Пользовалась, силы сосала, с другими изменяла, предавала… и у меня сердце вдвойне болело. И за себя, и за него. И сейчас болит, сейчас тянет, но сейчас-то Боре всяко легче будет, чем в той, черной жизни.

И Илье, кстати, тоже. Паука я сожгла, ведьму приструнили, теперь Илюшке облегчение выйдет.

Надобно завтра с утра братцу написать… хотя как о таком напишешь? Аксинью попрошу ему пару слов передать, чай Илюшка поймет, а другим и дела до того не будет.

А я…

Я сегодня счастлива.

И больно мне за Борю, и радостно, что освободился он от цепей, но радости все же больше. Так-то мог он не верить мне до конца, мог к супруге своей вернуться. А сейчас — нет!

После такого никогда он рунайку не простит.

А еще…

Ежели совсем себе не лгать…

А вдруг у нас хоть что-то будет с ним?

Ну… хоть поцелуй! А ежели и то, что там я