«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев

остались без внимания и достаточно резкие возражения Зорге, связанные с требованиями Центра об экономии средств: «Хотелось бы прочитать Ваше организационное письмо, но, к сожалению, даже с лупой трудно его разобрать. По отдельным словам и выражениям можно судить, что тон Вашего письма достаточно нервозный и, пожалуй, своеобразный, редко встречающийся в нашей практике. Именно поэтому необходимо Вам дать некоторое разъяснение. По письму можно догадаться, что наша телеграмма по поводу экономии денег подействовала на Вас не так, как нужно было бы. Мы являемся частью нашей страны, болезни и нужды которой отражаются также и на нас. Наши сметные ассигнования довольно ограничены, а потому нет ничего удивительного, что перед каждым нашим работником мы ставим задачу просмотреть свои бюджетные расходы для того, чтобы выделить как можно больше средств на оперативные нужды, на получение материалов. От Вас, в частности, кроме телеграфных сообщений до сих пор мы ничего не получали».

Письмо Центра заканчивалось на мажорной ноте и давало в целом положительную оценку проделанной работе: «Первые две почты, которые мы только что получили, указывают нам, что организационный период в Вашей работе можно считать законченным. Очевидно, работа Ваша уже направлена на добывание нужных нам материалов, т. к., судя по почте, Вы уже завязали кое-какие интересные связи. Необходимо только наладить организацию связи с севером и добиться, чтобы почта от Вас поступала бы регулярно. Если в месяц раз мы будем получать от Вас такого же содержания почты, нас устраивало бы полностью».

Насчёт пожелания получать из Шанхая почту раз в месяц было уже чистой фантазией, не подкреплённой действительным положением вещей. Так, с одной стороны, было просто невозможно уложиться в столь ограниченные сроки, так как следовало получить документы с мест и успеть их обработать. А с другой стороны, тяжело было обеспечить такой частый график поездок курьера из Шанхая в Харбин и наоборот, если это не совпадало с оказией – отъездом работников резидентуры в связи с провалом или коммерческими поездками братьев Гольпер и их домочадцев в Европу через Москву. Вероятнее всего, Центр понимал это, но хотел подстегнуть Зорге «на новые подвиги».

Братья Гольпер продолжали поддерживать связь с «Воствагом» и, в том числе, с одним из его директоров – Злочевером (Злоцовером). И они подняли вопрос перед Зорге, а тот, в свою очередь, перед Москвой об осуществлении проекта, предложенного Злочевером, – судя по всему, речь шла о закупке мехов и кишок в Китае, с последующей их перепродажей в Европе и Америке (как это делало представительство «Воствага» в Монголии). Положительное решение этого вопроса напрямую связывалось с «трудоустройством» Стронского. «Просим дело кишок соединить с нами, – писал Зорге 4 сентября 1931 года. – Сумеем тогда затруднить (трудоустроить. – Авт.) Джона у нас. Просим также ответ насчёт мехов. Все это было оговорено с Жоржем (один из братьев Гольпер. – Авт.)».

В очередной телеграмме на этот счёт от 15 сентября 1931 г. Зорге писал: «1. Брат доктора объясняет, что при устройстве дела Злоцовера освободится у брата место и тогда сумеет затруднить (трудоустроить. – Авт.) у себя в деле Джона. Срочите, может ли Джон рассчитывать на эту легализацию».

Спустя четыре дня Таиров сообщил: «Ожидается проезд Злоцовера, ближайшие дни переговорю. Если большой нужды в легализации Джона нет, лучше воздержаться. Прибегнуть к фирме только в крайнем случае не возражаем. …»

23 сентября Рамзай ответил: «Легализация Джона необходима, если не в фирме, то должен быть собственный офис, что обойдётся в пару сот амов. Переговорите, но просим окончательное решение предоставить нам здесь. Можно ли нам переговорить с приезжающим, брат доктора крутит, не знаем, что и как с ним уславливались. Пробуем наш аппарат развить на север, но без увеличения средств невозможно».

В телеграмме от 15 сентября «Рамзай» давал также ответ на указание Центра о переброске Макса в другую страну: «2. Макс три года в Китае, с переброской его вполне согласны при заранее прибытии взамен нового. Макс имеет жену, которую должен забрать с собой, по крайней мере до центра».

А история женитьбы, вернее гражданского брака, Макса Клаузена была следующая.

Так как у Вейнгарта было много работы, приняли решение развернуть вторую станцию. Клаузен хотел перебраться в пансион Бакли, где была свободная комната, однако она оказалась неудобной для работы. На третьем же этаже, под крышей, имелись две большие и одна маленькая комнаты. Обе большие были пригодны для ведения радиосеансов, но они были заняты. В одной комнате жила семья, которая согласилась переехать в другое место жительства при условии, что разницу в оплате (5 долларов в месяц) будет покрывать Макс. Маленькую комнату занимал русский механик, переселять которого не было никакой нужды, так как он возвращался домой очень поздно. Получить вторую большую комнату оказалось значительно сложнее, так как там жила женщина, которая ни под каким предлогом не хотела её покидать. Наконец она согласилась поменяться комнатами – Макс к тому времени занимал одну из больших комнат. Это была, по словам Макса, «энергичная и хорошая женщина». Со временем Макс познакомился с ней «поближе». Имя этой женщины было Анна Георгиевна Валениус. Она была эмигранткой из России, родом из Новониколаевска (Новосибирска). Анна родилась в семье скорняка Жданкова, но с трёх лет воспитывалась как приёмная дочь у купца Г. Попова. Закончила четыре класса начальной школы. В 16 лет была выдана замуж за финна Эдуарда Валениуса, владевшего в Новониколаевске небольшим кожевенным заводом. Анна выезжала с мужем в Финляндию и получила там финский паспорт. Валениусы были довольно известной семьёй в Финляндии. Во всяком случае, брат мужа – Марти Валениус был генералом и служил в финском Генштабе (в 1937 г. он приезжал в Японию во главе финской военной миссии). Вернувшись в Россию, Эдуард купил мельницу под Семипалатинском. С началом Гражданской войны супруги Валениус уехали в Китай и обосновались в Шанхае. В 1927 г. Эдуард умер, а Анна осталась в Шанхае и работала медсестрой. У неё был только эмигрантский паспорт китайского правительства.

Вейнгарт одобрил выбор приятеля. Вскоре Клаузен рассказал Зорге о своей связи с этой женщиной. Рихард решил познакомиться с ней. Встречу назначили в одном из кафе. Зорге поговорил с Анной и сказал Клаузену, когда они оказались наедине, что ничего против его избранницы не имеет. Тем самым Рихард принял решение, что будущая совместная жизнь Макса с Анной не будет препятствовать разведывательной работе.

Клаузен, по его утверждению, вначале ничего не рассказал своей избраннице, кто он и какие задачи решает в Шанхае. Анна, по мнению Макса, была «…женщиной практичной, свободной от влияния религии». Макс постепенно начал