Развод. Ты всё испортил! - Аника Зарян

Маму я не буду брать в новую жизнь. И любовь тоже там оставлю. Никогда больше не буду любить. Никогда и никого. От любви одни проблемы. Ничего из прошлого с собой не возьму, кроме этого уродца в моем теле.

Злюсь, что приходится торчать тут, перед входом в зал бракосочетания только потому, что мой будущий муж страдает гиперпунктуальностью. Приехали на час раньше назначенного времени. Ждем своей очереди. В которой я снова не первая.

Макс носится рядом, такой же огромный, круглый, несуразный. Как нелепое дополнение к этому и без того нелепому спектаклю. Его родня, его друзья – все выглядят в моих глазах карикатурами. И всё происходящее – карикатура. И вся моя гребаная жизнь тоже.

КА-РИ-КА-ТУ-РА!

Кто-то подходит ко мне, прижимается щекой – отвечаю тем же, растягивая губы в широкой улыбке. А в голове крутится только это слово.

Как в детской игре, начинаю вертеть в ней буквы. Хочу сложить из них СЧАСТЬЕ, а выходит только

КАР, РИТА и КАРА.

Кара...

Дура...

И это меня вдруг так смешит, что я не сдерживаюсь, и начинаю громко хохотать. Этот звук раскатом проносится по залу ожидания. Все оборачиваются. Макс непонимающе таращится на меня. О, черт! Неужели мне теперь до конца жизни смотреть на это лицо?! Что-то во мне будто щелкает. Тут же замолкаю. Пожимаю виновато плечами – мне всё простят. Я молода, красива и беременна.

- Боже, что это?! – произносит вдруг какая-то тетка в бордовом платье, тыча в меня пальцем.

Не совсем в меня – мне под ноги. Машинально смотрю вниз – а там кровь. Много крови. И вода.

Воды...

Осознание приходит вместе с болезненным спазмом внизу живота.

Воды?!

Рано! Еще два месяца точно впереди! А может и дольше!

Надо успеть расписаться! Надо обезопасить себя!

Начинается какая-то суета, крики, а я стою и с места не могу сдвинуться. Что за гребаная ирония судьбы? Почему я не могу достичь цели каждый раз ровно за один шаг до неё?

- Ритуль, я сейчас, я быстро! – пищит Макс, прикладывая телефон к уху. – Скорая!

Его голос, визгливый, мерзкий, отзывается во мне еще одним спазмом.

Или это схватки?

Живот каменеет. Сгибаюсь пополам и начинаю выть.

Нежели всё, что связано с Кареном, в моей жизни должно быть через боль? Чтоб он сдох!

- К черту скорую, – раздается за спиной, – давай в машину, сами довезем!

И меня довозят.

В лучшую частную клинику города, в которой у меня контракт на ведение беременности и родов – тоже стараниями богатого будущего мужа.

Всё, что происходит далее, похоже на агонию. Долгую, мучительную. Предсмертную. Я молю о смерти, а меня просят тужиться. Или не тужиться. Не закрывать глаза, дышать! Но я не контролирую то, что происходит с моим телом, будто оно теперь и не моё вовсе.

Я пытаюсь не кричать, пытаюсь не разразиться потоком брани, пытаюсь оставаться в том образе, который создала для новой жизни, но это сложно. И это он еще не родился, а уже присвоил себе мое тело! А потом? Кормить? Нет! Умру, но не буду кормить!

Черт, как же это сложно!

Врачи что-то верещат про полную отслойку, обвитие, суетятся вокруг, но я не вникаю. Не слушаю.

Не хочу ничего знать.

К лицу подносят маску, что-то объясняют. Машинально киваю.

Впервые в жизни, кажется, пробую молиться, чтобы только это скорее закончилось! Но молиться я не умею, поэтому на грани беспамятства повторяю «пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...»

Перед тем, как погрузиться в тьму, как наяву, снова вижу его. Того, кого полюбила и возненавидела всеми фибрами души.

Проклятый Карен!

Всё у меня забрал!

А дальше чернота. Густая, вязкая, непроглядная.

Пытаюсь открыть глаза, но это внезапно становится выше моих сил – и я снова ныряю в небытие... Прихожу в себя в палате. Не знаю, сколько я пробыла в отключке. Тело болит, будто его катком переехали. С трудом, но подношу ладонь к животу, касаюсь и понимаю – всё позади. Там, в животе, уже никого нет. Только повязка. И онемение.

В палате тоже никого нет, кроме меня. Даже хорошо. Приведу в порядок мысли, и только тогда позову врача.

Но стоит мне об этом подумать, как дверь открывается.

- Проснулись? – смотрит низкорослая докторша в белом халате внимательно. – Маргарита Анатольевна, как вы себя чувствуете?

- Всё болит.

Кивает, поджимая губы. Что-то записывает в планшете, который держит в руках.

- Так бывает... Много крови потеряли. Назначу укол, станет легче. Ваш муж ждет за дверью.

Муж...

Если бы!

Но ничего, всё еще впереди. Немного приду в себя – и распишемся.

- Позовите мне его, пожалуйста.

Кивает, идет к выходу.

Максим заходит до того, как та выходит. Закрывает за ней дверь, проходит.

Стоит.

- Проснулась... – произносит, нахмурившись. И смотрит на меня без обожания, как обычно. Идиот! Я же ему ребенка родила!

- Макс, милый, мне так плохо, – еле шепчу, голос дрожит, не слушается.

- Да, представляю, – ухмыляется. – Через такое пройти... Конечно, плохо.

Его тон сбивает с толку. Делаю вид, что не замечаю странности в его поведении, тяну к нему обе руки, чтобы подошел, обнял.

Не двигается.

- Макс, ты почему со мной так холоден? Я же тебе ребенка родила!

Он фыркает, и его живот дрябло колышется.

- Мне? – переспрашивает он, и в глазах – столько гадливой радости, будто он только что выиграл в лотерею. – Ты серьёзно?

- Нам, – исправляюсь. – Нам, конечно.

- Не знал, что можно так уметь притворяться, Ритуля. Даже в таком состоянии... Где ты этому научилась?

Не понимаю.

- Милый, ты почему так со мной разговариваешь? Ты же знаешь, как я тебя люблю! Мне так плохо...

- Ладно, хватит, – прерывает он меня ледяным голосом. – Хватит, Ритуля. Я всё знаю

Лицо бросает в жар. Что он знает?

- Что ты знаешь?

- Всё, Ритуль. И то, что ты меня не любила никогда, и что ребенок твой не от меня, а от твоего профессорского сынка. Который выбросил тебя на помойку. О том, что ты живешь в помойке, я тоже теперь знаю. Хотела ублюдка своего на меня повесить? Не думала, что всё может вот так сложиться, да? Хорошо, что доктор проговорился, что плод не четырехмесячный, а шести. Двадцать пять – двадцать шесть недель, если точнее.

Черт.

Черт! Черт! Черт!

Не могу дышать.

-