Чудовищная алхимия. Том 5 - Борис Фёдорович Тролль

второго парня — Якаба. Зефир особо не задумывался на эту тему, но очевидно, что людская еда для живой одежды не подходила, и он с интересом уточнил, чем те питаются, пока занимался готовкой на освободившемся огне.

Оказалось, что разлитой вокруг энергией.

— Вы пятеро — довольно необычная компания, — внезапно сказала Тимея. Она уселась на голову Марко, и суровый брюнет в женской синей шляпке смотрелся несколько комично, особенно учитывая, что она помогала жестикулировать себе длинными завязками, когда говорила.

На такое заявление Зефир весело хмыкнул. Услышать это от ещё более странной группы было занимательно. Однако через миг до него дошёл смысл фразы, и он удивлённо посмотрел на живой предмет гардероба:

— Почему пятеро?

Чернявый тоже бросил недоуменный взгляд на Тимею. А та несколько замялась — во всяком случае, именно так командир интерпретировал хаотичные движения длинных лент.

— А вы не знаете? — спросила она и сразу же дополнила, — огромный стреломёт за спиной Леопольда и элегантный шестопёр у него же на поясе разумны.

Друзья никогда не поднимали этот вопрос, считая стреломёт и шестопёр всего лишь проклятым снаряжением — необычным и опасным, но не членами команды. Поэтому парни ошарашено переглянулись, когда шляпка с такой лёгкостью отвела артефактам место наравне со всеми.

— И что они тебе сказали? — обратился к собеседнице командир.

— Ну… — Тимея смутилась, пытаясь подобрать слова. — Обе меня послали в очень грубой форме…

А вот это было почему-то не особо удивительно…

Взвесив «за» и «против», юноша пояснил:

— Это артефакты из Выдоха. Они довольно опасны, поэтому не стоит их беспокоить и особенно злить.

К слову, насколько Зефир понимал, оба оружия могли влиять на сознание, побуждая к странным действиям своего носителя. В случае стреломёта — это было сильное желание пальнуть по кому-нибудь. Шестопёр же вроде бы «хотел дружить», что бы это ни значило. Тем не менее никого, кроме чернявого, они не донимали. А тот после небольшого срыва стал неожиданно хорошо справляться с этим влиянием и даже ставил на место буйный стреломёт, как это произошло совсем недавно.

— Удивительно… — проговорила восторженно живая шляпка, которая умела мысленно общаться, летать, а ещё двигать своим матерчатым телом.

— Ага, — мысленно ухмыльнулся командир. — Кстати, к вашему виду они какое-нибудь отношение имеют, как думаешь?

— Сложный вопрос, — изобразила своими завязками пожатие плеч Тимея. — Скорее нет, чем да. Но я вряд ли могу считаться специалистом.

Вскоре ужин был приготовлен, и троица друзей быстро поела, а затем обсудила с новыми знакомыми ночное дежурство. Толика доверия между ними успела сформироваться, но её всё равно не хватило на то, чтобы оставлять кого-то одного бдеть ночью. Поэтому каждая группа в итоде дежурила самостоятельно.

И да, живой одежде тоже было необходимо отдыхать.

Стоянка чётко разделилась: справа от тлеющего огня, устроившись на ночь, расположились товарищи, а слева — новые знакомцы. Среди чужаков особенно выделялся блондин Якаб, который улёгся, обнявшись с красным халатом. Видимо, он был из тех самых странных последователей «новой моды».

Зефир не придал этому особого значения. Мир, в котором он жил, был, откровенно говоря, сумасшедшим, — немудрено, что такими же стали и люди. Оставив философию, он занялся делом: соорудил из большого куска материи и нескольких палок заслон для слабого огня в яме — чтобы пламя не бросалось в глаза со стороны кустов — и уселся спиной к этому экрану, лицом к зарослям. Ему выпала первая вахта, а компанию в этом составила Тимея.

У командира было много вопросов к ожившей одежде, но шуметь не хотелось. Тем более они были личного характера. Например, как шляпка, в принципе, видела мир вокруг и нужен ли ей для этого свет.

Его временная напарница тоже не спешила начинать общение, думая о чём-то своём. Так они просидели примерно час, пока Зефир не начал внезапно клевать носом. Это было странно. При необходимости он мог не спать несколько суток без вреда для здоровья, и тут такое…

Попытавшись повернуть голову к шляпке, парень ощутил, как теряет сознание. Картинка перед глазами начала мгновенно отдаляться, а затем наступила чернота.

Прим. автора: Карта Центрального и Северо-восточного региона (с новыми пометками).

Глава 18

Над поляной в самом обычном лесу кружили десятки сорок, а на ветках ниже расположилось ещё больше этих птиц. Все они смотрели на землю, где стоял босой и голый подросток на вид лет четырнадцати-пятнадцати. Он был широкоплеч и запущен: длинные грязные ногти, никогда не знавшие стрижки; чёрные, слегка волнистые космы, отросшие чуть ли не до ягодиц.

Одна из птиц, самая старая, внезапно громко застрекотала. Её речь стала приговором их странному сородичу. Плечи парня моментально обвисли, а голова опустилась. Он попытался что-то жалобно сказать, но вышел только неразборчивый скрип. Человеческая глотка не была приспособлена для такого, отчего звук даже отдалённо не напоминал птичьего голоса.

Старая сорока в разочаровании покачала головой из стороны в сторону, прямо как человек, а затем взлетела. За ней последовали остальные. Вскоре вокруг парня не осталось никого.

Всхлипнув и утерев нос, он побрёл вперёд, сам не зная куда.

…

— Уходи! — крикнул седой старик, с ужасом глядя, как из-за деревьев высыпала орда разнообразных тварей.

— Но! — попытался возразить крепкий, широкоплечий юноша с иссиня-чёрными слегка вьющимися волосами.

На вид ему было лет семнадцать-восемнадцать. На нём были залатанные серые штаны и такая же свободная рубаха, а в руках он сжимал ржавый шестопёр на деревянной рукояти.

— Беги, что есть сил, и предупреди деревню! Быстро! — прогрохотал непреклонный окрик.

Седой мужчина с посохом приготовился принять смерть, а растерянный юноша смотрел на дорогого ему человека, не зная, что делать.

— Беги, — умоляюще повторил старик, обернувшись к парню.

В его водянистых глазах читались отцовская любовь и наказ выжить любой ценой. И юноша побежал, проклиная всё на свете.

…

Над поляной в самом обычном лесу кружили десятки сорок, а на ветках ниже расположилось ещё больше этих птиц. Все они смотрели на землю, где стоял босой и голый подросток на вид лет четырнадцати-пятнадцати. Он был широкоплеч и запущен: длинные грязные ногти, никогда не знавшие стрижки; чёрные, слегка волнистые космы, отросшие чуть ли не до ягодиц…

…

— Уходи! — крикнул седой старик, с ужасом глядя, как из-за деревьев высыпала орда разнообразных тварей…

* * *