Что удивительного в благодати? - Филипп Янси

Опубликовав статьи о Билле Клинтоне, я лишний раз убедился в этой истине. Едва ли не впервые я хорошенько внюхался в запах, источаемый некоторыми христианами. И то был отнюдь не приятный аромат. Я начал внимательнее всматриваться в отношения христиан с миром в целом. И что же? В передовице «Нью–Йорк Тайме» я прочел следующую мысль: деятельность религиозных консерваторов «представляет собой гораздо большую опасность для демократии, нежели коммунизм». Неужели авторы статьи искренне в это верили?

Поскольку общая тенденция как нельзя лучше отражается в карикатурах, я проследил за тем, как карикатуристы изображают христиан. Например, журнал «Нью–Йоркер» опубликовал такую картинку: официант в дорогом ресторане разъясняет клиенту пометки меню — мол, звездочки обозначают блюда, одобренные крайне правыми христианами. На другой политической карикатуре на типичной американской церкви висела табличка: «Первая антиклинтоновская».

Я безоговорочно уверен в праве и даже обязанности христиан участвовать в политике. Христиане всегда возглавляли крестовые походы — за освобождение рабов, за гражданские права, против абортов. Считаю также, что пресса раздувает «угрозу», будто назревающую в среде правых религиозных сил. Знакомые мне христиане–политики имеют мало общего с персонажами карикатур. Тем не менее, меня беспокоит возникшая недавно тенденция отождествлять евангельских христиан с «правыми христианами». Судя по карикатурам, христиане превращаются в глазах общества в педантов–моралистов, норовящих распоряжаться чужой жизнью.

Я знаю, почему в поступках некоторых христиан не обнаруживается благодати: виной тому страх. Мы подвергаемся нападкам в школах и судах, а порой и в Конгрессе. Вокруг происходят перемены, свидетельствующие о моральном упадке общества. Соединенные Штаты превзошли все развитые страны по числу уголовных преступлений, разводов, подростковых самоубийств, наркомании, количеству брошенных и внебрачных детей. Консерваторы превращаются в осаждаемое со всех сторон меньшинство. Их ценности постоянно подвергаются нападкам.

Каким образом могут христиане отстоять свои нравственные ценности в обмирщавшем обществе и при этом сохранить дух благодати и любви? Говоря словами псалмопевца: «Когда разрушены основания, что сделает праведник?» (Псалом 10:3). За яростью людей, писавших мне гневные письма, я вижу глубокую и вполне оправданную обеспокоенность за состояние мира, в котором не остается места для Бога. Однако я знаю также — ибо Иисус напомнил об этом фарисеям, — что одного только попечения о нравственных ценностях недостаточно. Мораль без благодати бессильна.

Эдни Руни, комментатор телешоу «Шестьдесят минут», сказал однажды: «Я против абортов. Я приравниваю их к убийству. Но вот в чем беда: люди, выступающие за свободный выбор, нравятся мне гораздо больше, чем «защитники жизни». С первыми я бы отобедал гораздо охотнее». Вопрос не в том, с кем разделит обед Эдни Руни. Беда в другом: от христиан, при всей их пылкой защите прав нерожденных, не исходит ощущения благодати.

Я спрашивал случайных попутчиков в самолете, какие ассоциации вызывает у них словосочетание «евангельские христиане». Как правило, я получал в ответ политические определения. А ведь Иисусово Евангелие представляло собой отнюдь не политическую платформу! Партийные блоки и лозунги культурной войны заслоняют главную весть христианства — весть благодати. Очень трудно, практически невозможно проповедовать эту весть в коридорах власти.

Церковь все более политизируется, общество движется к упадку, со всех сторон слышны призывы бороться за нравственность, а не призыв к милосердию. Распните гомосексуалистов! Осрамите матерей–одиночек! Преследуйте незаконных иммигрантов! Травите бездомных! Наказывайте уголовников! Некоторые христиане, видимо, полагают, что если принять достаточно суровые законы, страна вернется на верный путь. Я слышал такое мнение: «Единственный способ добиться подлинного духовного возрождения — реформа власти». Ничего не перепуталось?

В 1950–е и 1960–е годы традиционные деноминации перешли от проповеди Евангелия к политической пропаганде. И скамьи в церквях опустели, число прихожан сократилось вдвое. Верующие стали переходить в другие церкви в поисках проповеди, более близкой их духовным запросам. Неужели евангельские церкви повторят ту же ошибку и оттолкнут прихожан излишней политизированностью?

* * *

Нетерпимость левых, их злоба и решительный отказ от компромиссов заслуживают отдельной книги. Но сейчас меня волнует один–единственный вопрос: благодать. Не тонет ли весть о Божьей любви к грешникам в христианской кампании в защиту морали? Евангельское христианство — мое наследие, моя семья. Я всю жизнь работаю среди этих людей, я молюсь вместе с ними, адресую им свои книги. Если мне кажется, что мои близкие отступают от слова Божьего, я обязан вмешаться. В конце концов, это не столько осуждение, сколько самокритика.

Пресса искажает позицию правых христиан и вообще недостаточно их понимает. Однако с нас нельзя снимать вину. В моем родном городе Рэндалл Терри призывал христиан стать «нетерпимыми ревнителями» в войне против «детоубийц, содомитов, сторонников использования презервативов и всей плюралистической нечисти». Нашу представительницу в Конгрессе он заклеймил как «ехидну, ведьму, дурную женщину». Он утверждал, что «христиане не могут более играть в духовные классики, прячась в отведенном им гетто». Нужно осушить «моральное болото, в которое превратилась наша страна и вновь сделать из нее христианскую нацию». Более того, надо обратить в христианство и другие народы.

Хотя Рэндалл Терри — отнюдь не воплощение евангельского большинства, его выступления попадают на первые страницы провинциальных газет, укрепляя в обществе представление о безблагодатном христианстве. Вот еще один пример его высказываний: «Я хочу, чтобы вы омылись в волнах ненависти. Ненависть прекрасна… Наш библейский долг, к которому мы призваны Богом — завоевать страну».

Есть и более осторожные высказывания, например: «Лучше продвигаться тихо, вкрадчиво, под покровом ночи… Я хочу быть невидимым. Я начинаю партизанскую войну. Я крашу лицо камуфляжной краской и выхожу на тропу войны. Вы ничего не почувствуете, пока не превратитесь в труп. Вы заметите это лишь наутро после выборов».

Надеюсь, большинство людей, как и я, воспринимает эти речи с некоторой иронией. Мы привыкли к публичным позам, к сочным кускам для прессы. Можно привести не менее красочные высказывания противной стороны. Однако что подумает, слушая эти речи, молодая женщина, которая решилась на аборт, а теперь раскаивается в этом? Я хорошо знаю, как воспринимаются подобные речи гомосексуалистами, отчаянно ищущими выхода, — со многими такими людьми я беседовал в Вашингтоне.

Я вновь вспоминаю слова проститутки, побудившие меня написать эту книгу: «Церковь! С какой стати я пойду туда? Мне и так плохо, а они будут тыкать меня лицом в грязь». Вспоминаются мне поступки Иисуса, Который, словно магнит, притягивал к Себе всех отверженных обществом. Он пришел не к праведникам, а к грешникам. Когда Его схватили, то не изобличенные грешники, а палестинские блюстители нравственности потребовали казни.

Мой сосед, функционер республиканской партии, поделился со мной