Кампанелла - Евгений Викторович Старшов

что все это ни к чему, выдвинув против Кампанеллы 20 пунктов обвинения по одному только богохульству, утверждая, что может доказать его вину по каждому из них. Конечно, это была ложь. Старый инквизитор все более склонялся к тому, чтобы признать правоту Кампанеллы в части предъявляемых ему политических обвинений и считал дело действительно по большей части сфабрикованным Ксаравой. Таково же было его мнение касательно ереси. Нунций, лучше понимавший обстановку, не мог позволить делу «развалиться» и всячески препятствовал усилиям Трагальоло. Созванный в ноябре консилиум из десяти врачей заявил, что нормальный человек не в состоянии симулировать безумие под такими пытками. Даже сами допрашивающие, не уверенные в этом, называли фра Томмазо за стойкость и сопротивление их усилиям «спартанской душой».

Трагальоло умер в первый день Нового, 1601 года. В «Повествовании» 1620 года фра Томмазо вспоминал о загадочных обстоятельствах этой смерти: «Вице-король и другие старались и угрозами, и обещаниями заставить епископа покинуть свой пост при суде, а потом он и умер по неизвестной причине, говоря: “Не хотелось бы мне умирать, не освободив этих двух монахов (очевидно, Кампанелла имеет в виду себя и Дионисио Понцио. – Е. С.), но я писал о них папе”»[256]. Несмотря на понукания нунция Альдобрандино, Рим только 23 или 24 марта 1601 года направил преемника умершего Трагальоло – это был епископ Казерты, имевший славу мягкого и доброжелательного человека, на деле же показавший себя в процессе Кампанеллы истинным зверем. Объективно отмечали, что он недоброжелателен к узнику. Он немедленно приготовил 11 новых пунктов по обвинению Кампанеллы и приступил к передопросу свидетелей, причем усердствовал так, что 14 мая умер Пиццони, которого за четыре дня до того хватил удар. Впрочем, он вдобавок страдал загноением сломанной на пытке плечевой кости. По замку разнеслось зловещее свидетельство, что для Кампанеллы, а возможно, и иных заговорщиков готовится «велья». В замок прибыл известнейший мастер своего дела, палач Джакопо Ферраро – с подручными. Сложно сказать, какое происхождение имел этот слух, не исключено, что он нарочно был пущен среди заключенных, но в Риме действительно 31 мая разрешили подвергнуть Кампанеллу «велье». Так или иначе, узники наперебой стали давать новые показания, даже стойкий Дионисио, а Пьетро ди Стило передал в руки следствия некоторые рукописи Кампанеллы, среди которых – оба варианта «Защиты» и собрание пророчеств. Как они оказались у него, он толком объяснить не сумел, туманно ссылаясь то на то, что обнаружил их в бумагах покойного Пиццони, то на то, что их ему якобы подсунули с просьбой от Кампанеллы переписать. А. Штекли считает, что Кампанелла, опасаясь постоянных обысков, передавал рукописи частями соседу, Пьетро Понцио, а тот уже переправлял их Пьетро ди Стило. Это вероятно, так как в разговорах Кампанеллы с соседом, зафиксированных испанскими шпионами, есть упоминание, что на следующий день надо передать некую записку Пьетро ди Стило. Почему следствие не заинтересовалось этой внутренней почтой тогда же – вопрос открытый.

Жан Делюмо в принципе прав, когда указывает, что именно верный друг Стило подвел фра Томмазо под страшную пытку, ибо, как мы полагаем, как раз новая, вторая защита весьма способствовала проверке на «велье», доказывая, что Кампанелла – абсолютно в своем уме. В этом документе он делает упор на предсказания древних и новых авторитетов, о чем уже было сказано ранее, и заодно пытается откреститься от ереси хилиастов: «Христианская республика, соединяющая всех людей в высшем счастье, под единым главой, станет самым эффективным [государством] до самого конца света, который близится… Поэты писали о золотом веке, которого желали; философы мечтали о совершенном государстве, будучи бессильны воплотить [эту идею]; пророки Иерусалима возвещали в искренности своей мир и славу, но их обещания не оправдались. Всеблагой Бог хочет собрать пожелания и обещания праведных и ответить им во вселенском ожидании… Некоторые святые Отцы (Кампанелла конкретно имеет в виду Блаженного Августина и Геласия, о чем говорит ранее. – Е. С.) утверждают, что все это (то есть «золотой век». – Е. С.) свершится только в раю, после Страшного Суда. Я отвечаю, что они рассуждают в смысле анагогическом (то есть толкуют Писание не буквально, а символически. – Е. С.), но не могут при этом обесценить мое историческое толкование, благо я не разделяю мнения милленаристов (то есть тех же хилиастов. – Е. С.) и других еретиков, которые по этому поводу обманываются, [рассуждая] о разновидностях осуществления [1000-летнего царства Христова], я это даже не обсуждаю. Но что касается главного, тут мое мнение вполне правоверное, ибо в моем распоряжении – и природное желание человеческое, и историческое толкование святых Отцов»[257]. Обвиняя калабрийских ищеек – сфабриковавшего все дело Ксараву, Марчианизе и фра Корнелио, бравшего огромные взятки с родственников арестованных, он оправдывается в своих минутных слабостях, говоря, что если он в чем-то «и покаялся, то лишь избирая меньшее зло для себя, под влиянием пытки, изможденный заключением, ямою, голодом»[258].

Теперь, наконец, о «велье». В переводе это означает «бодрствование». Еще в древнем Китае существовала казнь лишением сна, самые крепкие выдерживали не более недели. Так же был умерщвлен римлянами последний царь Македонии Персей. Здесь же требовалось не умерщвление, а показания, поэтому первый вариант этой пытки, как указал известнейший исследователь биографии Кампанеллы XIX века Л. Амабиле, был введен в первой половине XVI века Ипполито Марсельским, болонским криминалистом и судьей в Валле-Лугано, – тогда допрашиваемого сажали на скамью и, постоянно расталкивая, не давали спать на протяжении сорока часов. Одного обещания отдыха после этой процедуры обычно хватало для того, чтобы человек «раскололся». Но попадались люди сильные духом и телом, тогда «велью» начали усовершенствовать. Скамью сначала сделали выше, чтобы ноги пытаемого не касались земли, потом плоскую скамью заменили граненым бревном, так что жертву сжали на его острое ребро. Заметив, что человека сытого более тянет ко сну, перед пыткой подозреваемого обильно кормили и поили. Ко времени Кампанеллы «велья» дошла до совершенства: теперь это была острая железная или деревянная пирамида, крепившаяся на трех или четырех ножках по 7–8 вершков (в инквизиционном обиходе она именовалась «трон Иуды»). Жертву раздевали, связывали руки за спиной и при помощи воротов, блоков и веревок сначала поднимали над этим колом, а потом усаживали на него. Система позволяла не только регулировать силу проникновения кола – чтобы терзал, но не убил, но и направление его движения внутри тела.

Фра Томмазо был подвергнут этой пытке с единственной и простой целью: чтобы получить от него признание в том, что он симулирует сумасшествие, и, считая его в этом случае злонамеренным и нераскаявшимся еретиком, передать светской власти для казни.

Ученые прежнего времени сомневались в том, что Кампанелла перенес эту пытку, так как в их распоряжении были только его