Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов

новую систему и поощряя молчание в вопросе об индивидуальной вине и ответственности, федеральное правительство тем не менее решительно осуждало сам режим Третьего рейха и совершенные им преступления. В результате складывался несколько парадоксальный образ «преступлений без преступников, нацизма без нацистов»[138].

Западногерманская правящая элита никогда не скупилась на слова осуждения национал-социализма как такового. Причем слова эти произносились не ритуально, а с полной серьезностью. Безусловно, определенную роль здесь играл тот факт, что державы-победительницы пристально наблюдали за происходившим в Германии, однако руководство страны было совершенно не заинтересовано в формировании «белого» мифа о Третьем рейхе и повторении 1933 г. Эта позиция разделялась всеми основными политическими силами ФРГ. Снова переживать запрет партий, репрессии, войну и бомбежки не хотел никто.

В 1949 г. первый федеральный президент Теодор Хойсс сразу же после избрания публично заявил о том, что нацистские преступления нельзя забывать. 7 декабря того же года он сформулировал тезис о коллективном позоре как альтернативу понятию «коллективная вина». Гитлер, заявил Хойсс, причинил немцам много зла, не в последнюю очередь опозорив их перед всем миром. Может показаться некорректным и даже кощунственным то, что федеральный президент говорил о немцах как главных пострадавших от нацизма. Однако в данном случае Хойссу было важно донести до своей аудитории простую мысль: нацизм — зло не только в силу моральных соображений, но и потому, что он принес немцам большую беду. Примечательно, что позор касался всех немцев, однако ответственность за него возлагалась не на них самих, а на фюрера; президент намеренно отделял народ от правящей клики Третьего рейха. Это была мудрая и прагматичная стратегия: если бы Хойсс, обращаясь к своим слушателям, словесно сажал их в одну лодку с главными преступниками, это только играло бы на руку нацистам. Риторически отделяя людей от гитлеровской верхушки, он тем самым помогал им внутренне дистанцироваться от фюрера и его пособников. Среднестатистическому человеку всегда проще осудить режим, если при этом не приходится осуждать и самого себя.

Не отставал от президента и канцлер, также не упускавший случая заклеймить вожаков Третьего рейха. В 1953 г. Аденауэр заявил: если бы он занимал высокую должность в нацистском государственном аппарате, он бы «забился в самый темный угол от стыда за те несчастья, которые национал-социализм принес миру»[139]. О социал-демократах и говорить не приходится: они осуждали нацизм еще более резко, чем представители правящей партии. «Преступные вожаки национал-социалистической тирании, — заявлял с парламентской трибуны один из лидеров СДПГ, — бесчеловечно преследовали немцев еврейского происхождения и европейских евреев, они убили 6 млн человек — мужчин, женщин, детей, стариков — только за их принадлежность к еврейскому народу. Мы не забудем об этом неизмеримом несчастье»[140].

Еще одной формой осуждения нацизма стало чествование деятелей Сопротивления, в первую очередь участников заговора 20 июля. Федеральное правительство заняло в этом вопросе вполне однозначную позицию. Когда осенью 1951 г. на съезде Союза немецких солдат в Баварии ряд руководителей этой ветеранской организации выступили с осуждением заговорщиков, кабинет министров откликнулся жесткой отповедью. В официальном заявлении говорилось:

Мы знаем, что многие, включая солдат на фронте, не смогли верно оценить гитлеровскую систему и ее губительную для нашего народа политику. Однако мы считаем своим долгом защитить от нападок память тех, кто из моральных и патриотических соображений пошел на крайний шаг ради спасения Германии или, по крайней мере, уменьшения той катастрофы, в которую национал-социалистическое руководство сознательно ввергло страну[141].

В июле 1954 г. были устроены масштабные торжества в память о героях Сопротивления. В церемонии приняли участие три главные политические фигуры ФРГ — канцлер Конрад Аденауэр, президент Теодор Хойсс и президент бундестага Ойген Герстенмайер (который сам был участником Сопротивления и последние месяцы войны провел за решеткой, лишь по счастливой случайности избежав расстрела). Выступая 19 июля в Свободном университете Берлина, Хойсс обосновал право на сопротивление беззаконному режиму и заявил, что кровь Штауффенберга и его соратников смыла тот позор, который принес немцам Гитлер. Официально говорилось, что память о Сопротивлении должна стать объединяющей для всех граждан ФРГ.

Другой группой Сопротивления, которая удостоилась чествования на федеральном уровне, стала студенческая организация «Белая роза». В феврале 1953 г. — с момента разгрома группы и казни ее участников прошло ровно десять лет — была проведена траурная церемония, а в ноябре следующего года принято решение поставить членам «Белой розы» памятник. Первая половина 1950-х гг. стала временем формирования западногерманской исторической политики, в рамках которой память о Сопротивлении играла ключевую роль. Исключено из этой памяти оказалось только коммунистическое Сопротивление как не соответствующее политическим требованиям момента.

Вполне однозначную позицию власти ФРГ заняли и в отношении холокоста. 27 сентября 1951 г. в официальном правительственном заявлении Аденауэр сказал:

Федеральное правительство и большинство немецкого народа сознают неизмеримые страдания, которые были в годы национал-социализма причинены евреям в Германии и на оккупированных территориях. Подавляющее большинство немцев осуждало совершаемые в отношении евреев преступления и не участвовало в них… Однако немыслимые злодеяния совершались от имени немецкого народа, что обязывает нас к моральным и материальным компенсациям[142].

В своем заявлении он также подчеркнул, что «федеральное правительство полно решимости бескомпромиссно бороться с теми кругами, которые продолжают антисемитскую травлю».

10 сентября 1952 г. было заключено соглашение с Израилем о выплате компенсаций. Оно имело большое символическое значение как признание коллективной ответственности немцев за гитлеровские злодеяния. Выступая 4 марта следующего года в парламенте, канцлер вновь заявил, что выплата компенсаций — моральный долг всего немецкого народа, вынужденного нести ответственность за преступления национал-социализма, которые совершались от его имени.

Здесь стоит еще раз отметить, что Аденауэр, как и другие представители политической элиты ФРГ, не следовали в данном случае воле большинства западных немцев, а местами шли ей наперекор. Как уже говорилось, отношение к евреям в послевоенной Германии далеко не всегда было положительным, антисемитские предрассудки сохранялись у значительной части населения, а выплату каких-либо компенсаций поддерживала только треть избирателей. Столь же неоднозначным было и отношение к героям Сопротивления, которых многие считали предателями, пытавшимися воткнуть нож в спину немецкому народу. По данным опросов, только к середине 1960-х люди, одобрявшие покушение на Гитлера 20 июля 1944 г., стали составлять в Западной Германии большинство. Федеральное правительство не шло на поводу у общества, а четко расставляло акценты, формируя совершенно определенный, резко негативный образ нацистского прошлого.

Словами дело не ограничивалось. В 1950 г. был принят закон, в соответствии с которым чиновникам запрещалось придерживаться враждебных демократическому строю взглядов, в том числе являться членами право- и леворадикальных организаций. Создавались структуры, ответственные