Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец

Перед моим внутренним взором всплывали карикатуры из всесоюзного сатирического журнала «Крокодил» и газеты «Правда», на которых изображались американские поджигатели войны. Но эти американцы из плоти и крови, сидевшие по другую сторону рампы, отрицали все эти шаблонные пропагандистские образы как абсурдные. Знакомые музыкальные инструменты в их руках и музыка, которую они играли, еще больше подчеркивали неуместность официальной пропаганды.

Алик сидел тихо, погруженный в себя на протяжении всего концерта. По своему прошлому опыту я знал, что в такие моменты лучше не втягивать его в дискуссию о технических нюансах исполнения, самом оркестре, композиторах и музыке.

Публика оказала американцам очень теплый прием. Звучали бурные аплодисменты и требования исполнить на бис. Реакция аудитории показывала нечто большее, чем просто высокую оценку выступления оркестра. Это была возможность для простых людей открыто проявить добрые чувства как к американцам, сидевшим на сцене, так и к стране, которую они представляли.

После концерта музыканты подошли к рампе, что выглядело как приглашение к неформальному общению. Немногочисленная группа молодых людей вышла навстречу. Большая часть зрителей поспешила покинуть зал, как бы опасаясь вовлечения в какие-то незапланированные события. В то время кодекс поведения советской зрительской аудитории еще не включал проявлений фанатического обожания артистов с ритуалом массового устремления к сцене, охоты за сувенирами и тому подобного. Допустимым выражением высокой оценки выступления были восторженные аплодисменты и крики «Браво!» Исполнителям вручались букеты цветов. В советской аудитории, в отличие от западной, свист в адрес исполнителей не являлся выражением восторга и считался недопустимо грубой формой неодобрения.

Алик и я были среди тех немногих, кто подошел к сцене. Никто не преграждал нам путь и не советовал держаться подальше. Музыканты возвышались над нашими головами, и зрителям внизу приходилось стоять с лицом, запрокинутым вверх.

Освальд сказал, что хотел бы пообщаться с американцами наедине. При всем том, что оперативники КГБ, вероятно, наблюдали за всем и всеми вокруг, его желание вызвало во мне мрачно-юмористическую нотку. Я просто пожал плечами и отошел подальше, чтобы поболтать с другими американцами.

Американские музыканты улыбались и радостно пожимали нам руки. Я выразил свои комплименты паре исполнителей, которые подошли, услышав, что я говорю по-английски. Я спросил их, было ли это их первое посещение Минска (я мог бы заранее догадаться, что это так) и понравился ли им город. Положение, в котором мы находились по отношению к американцам, смотрящим на нас почти отвесно вниз, не располагало к беседе, поэтому мы в основном продолжали улыбаться.

Алик стоял в двух-трех метрах от меня, и оттуда доносились обрывки его разговора. Выразительнее всего была его поза. Смиренная фигура, с лицом, обращенным вверх к своим соотечественникам, казалось, была полна раскаяния. Я никогда раньше не видел его таким. Освальд удивил американцев, признавшись, что он американец, в настоящее время проживает в Минске. Он что-то продолжал говорить очень быстро, как будто боялся, что они могут повернуться и уйти, как только он запнется или у него закончатся слова. «…Я будто разговариваю с людьми с другой планеты», – услышал я обрывок его фразы.

Американцы очень сдержанно отреагировали на признание Освальда. Никто не бросился обнимать своего новообретенного соотечественника. Их улыбки застыли, прежде чем совсем угаснуть. Извинившись, один из американцев повернулся, чтобы уйти. Разговор угасал, так и не начавшись по-настоящему. Американцы расходились. Освальд продолжал говорить им вслед, что хотел бы встретиться с ними снова.

Мы вышли из Дома офицеров в холодную ночь. У меня было какое-то чувство вины перед Аликом из-за того, что я случайно застал его без привычной маски спокойной самоуверенности. Он бодрился, как будто пытался убедить самого себя, что все прошло просто отлично. Алик не догадывался, что я стал невольным свидетелем его прохладной встречи со своими соотечественниками. Я перевел разговор на репертуар оркестра Мичиганского университета.

Позже мои друзья рассказали, что американские музыканты посетили консерваторию. Там они дали концерт, в котором приняли участие также и местные студенты. Об этом концерте я узнал слишком поздно, и мы его пропустили. Ранее американцы нанесли визит в политехнический институт, где также встречались со студентами.

Позже в американской прессе появился противоречивый рассказ о том, как некая мисс Кэтрин Мэллори, флейтистка оркестра, общалась с Освальдом. Она утверждала, что 10 марта она встретила молодого человека, одетого в стильное пальто из верблюжьей шерсти. Его акцент был где-то между техасским и британским. Он сказал ей, что он из Техаса, а сейчас живет в Минске, что он бывший морской пехотинец, он презирает Соединенные Штаты и надеется провести остаток своей жизни в Минске. Позже она опознала молодого человека по фотографии как Освальда.

Рассказ мисс Мэллори совершенно не соответствовал характеру встречи Освальда с американцами, свидетелем которой я был. Кстати, к тому времени Освальд уже известил американское посольство о своем желании вернуться в Штаты. В сложившейся ситуации с его стороны было бы абсолютно нецелесообразно негативно отзываться о Соединенных Штатах перед приезжими американцами3.

Часть IV

Вечный зов

Глава 24. Освальд знакомится со своей будущей женой

Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия того, что красота есть добро.

Лев Толстой

17 марта 1961 года

Вечер этого дня оказался судьбоносным в жизни Освальда. Он познакомился с красивой девушкой – Мариной Прусаковой, которая впоследствии стала его женой. Знакомство состоялось на танцевальном вечере во Дворце профсоюзов. При ближайшем рассмотрении в этом событии обнаруживаются некоторые любопытные обстоятельства, которые свидетельствуют о том, что здесь могла быть не просто случайная романтическая встреча двух молодых людей.

В вестибюле анатомического корпуса мединститута было вывешено объявление, выполненное броским крупным шрифтом. Оно извещало о предстоящей лекции профессора Лидии Семеновны Черкасовой – делегата XV сессии Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций (Генассамблеи ООН), состоявшейся в Нью-Йорке. Место и время проведения мероприятия – Республиканский Дворец профсоюзов, 17 марта, начало в 19 часов. Внизу приписка, что после лекции будут танцы. Вход по пригласительным билетам. Информация была адресована студентам и сотрудникам института.

Меня меньше всего привлекала лекция. После любого крупного политического события следовала разъяснительная кампания по предпринятым партией усилиям, направленным на укрепление мира во всем мире, по сдерживанию агрессора и тому подобное – рутинная промывка мозгов (мнение, которое я держал строго при себе). Танцевальный вечер – вот что было главное. Что касается развлекательных мероприятий, то Дворец культуры профсоюзов котировался как одно из лучших мест в городе. Ожидалось, что танцы будут даже