Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

Йозеф проработал на ферме два месяца, но однажды ночью, вернувшись на велосипеде в Зютфен, он никого не застал дома: его родители и сестра исчезли. Местный юрист, друг семьи, приютил его на несколько недель и связал с «Триадой» в Эпе, которая и приняла его. Он прибыл в свое новое укрытие, загородный дом под названием «Дуйвеланд», в ноябре 1942 года.

Как рассказывал Йозеф, дом был достаточно большим, там нашлось место для всех укрывавшихся евреев. Йозефа поселили в комнате с еще одним студентом. «Нам всем выдали талоны на питание и очень вкусно кормили нас – эту заботу также взяла на себя организация, – рассказывал Йозеф. – Деньги не были главной целью. Если у кого-то они были, он мог заплатить за свое содержание столько, сколько мог, но если у кого-то их не было, это не имело абсолютно никакого значения. Даже после войны никто не просил денег или какой-либо другой формы компенсации. Нам помогали просто для того, чтобы помочь»{203}.

Элизабет ван Лохейзен впервые упомянула «Дуйвеланд» в своем дневнике 27 октября 1942 года, когда у ее семьи было слишком много гостей для их размещения в четырех домах, которые они уже сняли. «Возможно, мы и этот тоже могли бы взять», – написала она. После этого она отметила: «Мы арендовали «Дуйвеланд» на шесть месяцев за 100 гульденов в месяц. Вся группа из «Блаувет» отправится туда в четверг». В своем дневнике Элизабет ван Лохейзен называет этот дом домом № 5.

В центре участка, на котором располагался «Дуйвеланд», находилось большое здание в стиле бунгало из красного кирпича с массивной соломенной крышей. Оно было окружено как подстриженными, так и дикорастущими живыми изгородями, а также огромными березами и елями. По воспоминаниям Йозефа, кроме него там уже укрывались от преследования восемнадцать человек. Густой лес надежно защищал дом от посторонних взглядов, однако в нем все же были устроены и дополнительные укрытия. Жильцы выпилили люк в полу жилой комнаты и вырыли длинный туннель, выводивший на склон холма рядом с озером. Там они построили подземное убежище, снабдив его припасами.

«Это был просто потрясающий проект, – вспоминал Йозеф. – Время было весьма лихорадочным. Это было очень трудное и напряженное время. Но все же, оглядываясь назад, я понимаю, что это было хорошее время. Можно было многому научиться»{204}.

Как в своих свидетельских показаниях, так и в мемуарах, которые он написал после войны, Йозеф перечисляет имена и профессии всех тех, кто жил в «Дуйвеланде»: это был и берлинский юрист вместе со своей матерью, и профессиональная виолончелистка, и продавщица, и бухгалтер из Амстердама, и бизнесмен, много лет проработавший в Индонезии, и портовый рабочий, прошедший через гражданскую войну в Испании. «Представьте себе, какие там были политические дискуссии!» – вспоминал Йозеф[223]. Он был тогда подростком, и его увлекало сочетание таких ярких личностей. По его рассказам, он в тот период впитал в себя так много различных философских точек зрения от обитателей дома, что мог бы «получить степень доктора философии».

Он также наслаждался свободой прогулок по лесу, редкой роскошью для тех, кто скрывался в подполье. Кроме того, там была возможность поработать физически: нарубить дров, натаскать воды. «К нам регулярно приходил рыбак, приносил нам рыбу, пойманную в Зейдерзее, а также время от времени появлялся пекарь, господин Олтоф, – написал Йозеф в своих воспоминаниях. – Он приносил ржаной хлеб. В этом отношении нам каждый раз приходилось быть осторожными. Мы расставляли капканы, в них дважды попадали кролики, мы их приготовили и съели. Кроме кроликов в лесу возле дома водились лисы, совы и другие дикие животные и птицы. Мы создали примитивную систему оповещения, которая должна была предупредить нас о приближении немцев, устраивавших облаву. У Чарльза Джуды была с собой виолончель, он нам сыграл много концертов. Господин Куйленбург несколько раз приходил поиграть с ним на скрипке»[224].

Этот сепаратный мир был нарушен в конце апреля 1943 года, когда «Триаду» напугал случай, произошедший в одном из домов. «Ван Эссен пришел сообщить нам, что из «Блаувета» нет никаких новостей, – написала Элизабет ван Лохейзен в своем дневнике[225]. – Дик пошел туда вместе с ним, они вошли внутрь. В доме царил полный беспорядок и никого не было: все его обитатели, восемь взрослых и девятилетние мальчики, исчезли»[226].

Три дня спустя они узнали, что «упоминали семью Хендрикс». Им пришлось срочно изменить свои планы. Кроме всего прочего, они решили, что дом № 5, «Дуйвеланд», также престал быть безопасным местом. На следующий день все жильцы были выведены из него. Впоследствии полиция действительно нагрянула в этот дом и провела в нем обыск, но никого не нашла.

«Продавщицу и меня поселили в семью Аренда Пропера, пекаря, который был убежденным кальвинистом, но ничего не смог добиться в попытках обратить нас в свою веру», – писал Йозеф. Остальных прятавшихся евреев разместили по разным другим местам. Однажды Дика арестовали в то время, когда в городке проводился полицейский рейд.

«Мистер Пропер испугался и предпочел больше не укрывать нас, – написал об этом Йозеф. – Мне заранее дали адрес на такой экстренный случай, и в непроглядную дождливую ночь после наступления комендантского часа я отправился пешком к фермерскому дому ван Эссенов. Он… привел нас в строительную времянку посреди молодого подлеска. Оказалось, что она находилась на территории [немецкого] военного тренировочного лагеря Ольденбрук. Мы пробыли там около недели и ежедневно слышали, как там проводили свои занятия немецкие солдаты»[227].

После этих мучительных дней Йозефа и других перевели в одно из помещений «Триады», дом № 1 в Лариксхофе, где его приютили вместе с десятком других евреев. Как и «Дуйвеланд», это новое убежище представляло собой причудливую по своей архитектуре и привлекательную загородную виллу с соломенной крышей, окруженную высокими елями и зелеными кустарниками, находившуюся в лесной роще, куда можно было добраться только по грунтовой дорожке. В доме было четыре спальни и большая мансарда, на которую вела приставная лестница, а также столовая и библиотека с большим камином, переоборудованные в спальни так, чтобы в доме смогло разместиться около двадцати человек.

Задний двор сельского типа, достаточно большой, чтобы «ондердуйкеры» могли здесь немного отдохнуть от хаоса общинного проживания, обеспечивал дополнительный путь к бегству в случае необходимости. В лесу было также построено дополнительное укрытие. Как вспоминал Йозеф, там были «деревянные стены, а входной дверью служила передняя часть старой печи, от которой лестница вела вниз»{205}.

Однако этот дом был расположен в опасном месте: прямо рядом с подъездной дорожкой проходила дорога, ведущая в Ольденбрук. Кроме того, местная гостиница, расположенная менее чем в пяти минутах ходьбы от Лариксхофа, служила региональной штаб-квартирой НСД.

«Мы жили в этом доме как привидения», – вспоминал Йозеф{206}.

* * *

Среди соседей Йозефа по дому в Лариксхофе была пожилая женщина, страдавшая диабетом, Амалия Вейлер-Бамберг. Она нуждалась в ежедневных инъекциях инсулина. «Триада» предоставила лекарство, инъекции ей делал Йозеф. Амалия и ее дочь Беттье Вейлер, или Беп, тогда еще подросток, сбежали из своего родного города Лохем в 1942 году незадолго до организованного в нем полицейского рейда. Их спасла местная медсестра, заранее предупредившая об этом рейде[228]. Она подробно объяснила Беп, как ей доехать на автобусе до Эпе, где Дерк Хендрикс встретил ее на вокзале и отвез в дом Г. Куйленбурга, нового директора школы в Тонгерене. Она жила там, «открыто скрываясь» и работая горничной и помощницей по хозяйству в семье с маленькими детьми. При этом она пользовалась поддельными документами, предоставленными ей «Триадой».

Однажды Беп, высунувшись из окна двухэтажного деревенского дома, взбивала пододеяльники. Она заметила молодого человека, пришедшего срыть альпийскую горку в саду Куйленбургов, который семья планировала превратить в огород. Беп столько раз рассказывала Лиз эту историю, что та навсегда запомнила ее. Когда Беп увидела Йозефа, «этого красивого парня,