Альманах «Российский колокол» №4 2019 - Альманах Российский колокол

Шофёр посмотрел снизу с презрением:

– Хуже жить не заставишь. Картошка побочно – пройденный этап.

Покряхтывая и бормоча, он вскарабкался в кузов. Дорога шла с видом на терриконы, у Кирилла Петровича своё притухло, а перед глазами всё стояло скорбное лицо старого шофёра.

Ремонт дороги собрал колонну машин, упавшая скорость отдаляла финал поездки. Нетерпеливые иномарки создавали нервозность. Нескоро миновали неудобный участок. Привычные для взора современные сооружения федеральной трассы с поворотом в сторону сменились бедными поселениями. Убогие придорожные кафе томились ожиданием с навевающими грусть холостыми дымками мангалов. Белеющий свежей дорожной разметкой подлатанный асфальт вёл в провинциальный городишко. В одном из домов Кирилла Петровича ждала встреча с матерью усыновлённого им двадцать пять лет назад ребёнка.

Кириллу Петровичу, родившемуся в Великой несчастной стране, не менее других выпали тяготы трудных времён. Спасибо Богу за сохранившийся до поры до времени старый сельхозпотенциал. На прилавки глубинных рыночков вытаскивались продовольственные резервы. Голодовки не случилось, но нервозность посетила всех поголовно. Система, сумевшая привить неприязнь к коммерции, породившая за годы «народной власти» инертность мышления, стремительно отпустила вожжи, бросив в одночасье всё и вся на произвол судьбы. В поиске сферы деятельности первыми кинулись самые активные, возможно, и самые авантюрные. Те, что ухватились за сокровенное – продовольствие, по большому счёту высоко не взлетели. Лишь настырные и непреклонные вымучили у набирающей силу коррумпированной власти на закате сил крошечные магазинчики, и те убитые впоследствии монстрами «Магнитов» и «Пятёрочек». Всё, что устремилось в поднебесье, захватывая роскошью и размахом, не рождено рабским трудом. В грязи смутного времени оно выпросталось из лабиринтов перелицованной власти, под покровительством двойных стандартов и несовершенных законов. Недосуг был властям в Большой возне заниматься социальным блоком. На свет божий выплыло всё, что во все времена называлось говном. С падением достатка страждущие множились, как грибы в благодатный год, оставляя прилавки затерявшихся в глубинке торговых рядов голыми задолго до рассвета. Расцвела популяция циничных перекупщиков, разбавляясь криминалом профессиональных аферистов. Ослабевшая власть, сама и нарушившая самобытность людской популяции, открыла новые прелести своего несовершенства.

В четыре утра, когда тело просит уюта тёплой постели, в сумраке уходящей ночи, тогдашний Кирилл ждал встречи с осторожными, знающими его продавцами провианта. Петушиные крики хуторского захолустья перемежались надрывом тяжело гружённых мотоциклов. Волнение и холод толкали на движение. Выбрав закольцованный маршрут, дожидаясь договорного времени, Кирилл завершал очередной круг. Сдавленный писк от контейнера с отходами заставил затаить дыхание. Писк то усиливался, то ослабевал. Кирилл подтащил валявшуюся рядом конструкцию, заглянул вовнутрь – полупустой. А когда отвалил груду коробок на дне, отчётливо различил приглушённый свёртком голос ребёнка.

На заднем сидении своего автомобиля с замиранием сердца развернул куль из драного стёганого одеяла. В простыне, судорожно вздрагивая, лежал малюсенький мальчик. Первая мысль сковала грудь: бежать отсюда, и как можно дальше. Сила высшего провидения дала ему этот посыл. Тоска одиночества и вспыхнувшая мгновением любовь к безжалостно брошенному существу заставила его, не раздумывая более, вжать акселератор в пол автомобиля до самого Большака. По дороге купил банку парного молока. Обретённое дитя, упокоенное тряской, не пикнуло. Машины шли безостановочным потоком – предприниматели направляли свои пути в сторону многочисленных рынков большого города. У милицейских постов старался не выделиться ничем. Удача благоприятствовала – его не остановили. При подъезде к месту притормозил, переклонился со страхом назад: живо ли его чадо. Дитя, сморщив миниатюрный лобик, безмятежно спало. Развернув дома куль, Кирилл не осознавал, в какую он ввязался авантюру. В первый раз ребёнок поел у него из обычной стеклянной пипетки. Ел жадно, взахлёб, не успев доесть – опорожнился. Почему-то после этого Кириллу стало так легко, будто с тела стряхнулась огромная тяжесть. Спало напряжение – он забылся недолгим, но крепким сном бок о бок с ребёнком. В этот же день Кирилл экипировался всем необходимым: от сосок до подгузничков, пелёнок и детского питания – всем, что необходимо младенцу. Помогала выхаживать ребёнка одна, потом другая «мама», обретённые им в спешке. Лишь третья смогла стать для них той единственной и неповторимой. Не хочется рассказывать о постигших трудностях, сколько скачала с него первая мерзавка за обещание молчать. Через пять лет, в процессе уголовного дела, Кириллу пришлось не раз посетить место в захолустье, где всё началось. В ходе дознания подтвердилась его правда – немного позже, на стыке несовершенных законов, удалось оформить опекунство. В ходе разбирательства Кириллу посчастливилось получить данные о настоящей матери.

…Приближался миг – подготовка к чему-то страшному. Страх вогнал всех в самих себя. За спиной, в салоне микроавтобуса, истощились отвлекающие реплики, а редкие всплески шуток превратились в шаблонную звуковую завесу. Положив подбородок на спинку кресла, в затылок Кириллу Петровичу дышал их приёмный двадцатипятилетний сын. Минуло пять лет, как он вернулся из армии, и все эти годы сознание Кирилла Петровича жгли брошенные однажды со злостью слова:

– Кто просит тебя вмешиваться в мою личную жизнь?!

…Въехали в провинциальный одноэтажный городок.

– Уважаемый, где у вас улица Советская? – спросил Кирилл Петрович у первого попавшегося на глаза медленно бредущего пожилого мужчины. В руках тот нёс худую авоську.

– Да живу я там, подвезёте – покажу.

Учтиво поздоровавшись, он осторожно присел на свободное место:

– Кого шукаете на Советской, може знаю?

Кирилл Петрович назвал имя.

– Григоренки? Це ж мий племяш, – неожиданно перешёл мужчина на местный диалект.

– Нам нужна Галина!

– Этой нет, – ответил он нехотя, помедлив.

– А где же она?

– Да кто ж её знает, може племяш скажет? Вот-вот ентот – красный кирпичик под синенькой крышей – мой, а через два дома – их.

Высадив мужичка, они подъехали к такому же кирпичному домику, в отличие от первого на высоком цоколе, разлаписто влипшему в землю, с новенькими резными деревянными ставнями. С цепи рвался оголтелый, огромный линяющий пес. На голос вышел молодящийся мужик, источающий запах новомодного подвального парфюма, с прилизанными на пробор жидкими волосами.

– Что хотели-с, господа? – спросил он с холодной учтивостью официанта. Когда узнал цель визита, изменился в лице и засобирался уходить.

– Не знаю, я не прослеживаю местоположение не интересующих меня особ, – ответил он сухо.

Кирилл Петрович понял, что разговаривать с ним дальше бесполезно – он не скажет более ничего. Сын сделал попытку вмешаться, но он одёрнул его – правдой сын мог ещё больше усугубить положение. Он пошёл на крайность, на первую пришедшую на ум авантюру:

– Послушайте, в наших краях Галине выпадает наследство: