Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

Исполнять обязанности наркома опять стал Литвинов, уже прочно вошедший в права хозяина НКИД. 27 августа пакт Бриана— Келлога был подписан, и Франция официально предложила СССР присоединиться к нему. 30 августа Литвинов в интервью «Известиям» выразил согласие на это, но отметил очевидное – в пакте отсутствуют любые обязательства подписавших его стран. «Тем не менее, поскольку Парижский пакт объективно накладывает известные обязательства на державы перед общественным мнением и дает Советскому Правительству новую возможность поставить перед всеми участниками пакта важнейший для дела мира вопрос – вопрос о разоружении, разрешение которого является единственной гарантией предотвращения войны, Советское Правительство изъявляет свое согласие на подписание Парижского пакта»[362].

Литвинов вручил французскому послу подписанную им декларацию 6 сентября. Однако пакт еще требовалось ратифицировать, а до конца 1928 года этого не сделала ни одна подписавшая его страна. Тогда дипломат решил сам возглавить процесс и предложил властям пограничных стран совместно ратифицировать договор. Это ни к чему не обязывало, но снижало межгосударственную напряженность, что было выгодно для всех участников. После предварительной переписки 9 февраля 1929 года министры иностранных дел Польши, Румынии, Латвии и Эстонии прибыли в Москву и подписали вместе с Литвиновым протокол о ратификации пакта Бриана – Келлога. В ближайшие месяцы к нему присоединились Турция, Персия и Литва, причем новый документ стали называть «пактом Литвинова». Советские попытки возглавить борьбу за мир и разоружение впервые привели к какому-то результату, что отметили газеты всего мира. Это стало успехом внешней политики СССР и лично Литвинова.

* * *

В тот период карьера нашего героя оказалась под угрозой из-за родственника – не зря он много лет не поддерживал связи с семьей. Кроме загадочного сводного брата Исаака Финкельштейна, о котором с 1922 года нет никаких известий, он общался только с родным братом Шепселем Валлахом, который с его согласия превратился в Савелия Литвинова. Родившийся в 1880 году Шепсель-Савелий окончил коммерческое училище и в 1917 году работал на фабрике военного обмундирования в Петрограде. Еще находясь в Англии, Литвинов переписывался с ним и в ноябре 1918 года, накануне отъезда, писал: «Буде что случится со мной, помни, что я стремился всегда оградить своего Мишу (да и Таню) от неизбежных неприятностей, связанных с их происхождением… Удастся это лишь в том случае, если они сами, да и их мать, останутся в неведении относительно их происхождения. Считайся, пожалуйста, с этой моей волей, если будешь писать им когда-либо. Ничего не имею против того, чтоб они никогда с нашими другими родственниками не встречались, а то ведь «тайна» раскроется»[363].

Слова о «неприятностях» могли быть связаны как с неискоренимой буржуазностью родных, так и с их национальностью. В любом случае Литвинов избегал общения с родными и удерживал от этого детей, но для Савелия почему-то сделал исключение. Прибыв в Петроград, он встретился с братом и в 1920 году устроил его в Наркомат госконтроля, где тогда работал. После его ухода Савелий тоже покинул госслужбу и работал в благотворительной организации при московской синагоге, пока в 1924 году брат не помог ему устроиться в советское торгпредство в Берлине. В рекомендательном письме по этому поводу Литвинов-старший писал: «Своего брата, Савелия Максимовича Литвинова, могу без малейшего колебания рекомендовать на ответственную должность, как честного и преданного интересам Советской власти работника. Хоть и находясь вне партии, он с первых же дней Октябрьской революции работал в качестве ответственного сотрудника в советских учреждениях, в том числе в берлинском полпредстве. Он – опытный организатор и знаком с коммерческим делом теоретически и практически. За его добросовестность и политическую лояльность ручаюсь полностью»[364].

Савелий был совсем не похож на своего внушительного брата – «маленький, сухой, тонкий, изысканно одетый, всегда тщательно выбритый – совсем приказчик из хорошего дома или клубный крупье»[365]. В Берлин он не поехал, а остался в Москве, став помощником заведующего московской конторой торгпредства и заодно членом правления компании РАСО (Русско-английское сырьевое общество). Как сообщал эмигрантский журналист Илья Троцкий, «первые деловые шаги к торгпредству лежали тогда через порог частной квартиры Литвинова-младшего»[366]. В 1926 году он получил назначение в торгпредство в Риме, но скоро уехал в Берлин, чтобы устроиться там. И. Троцкий писал: «Замком[индел] Литвинов, будучи в августе в Берлине, своей близостью к младшему брату всемерно укреплял его позицию в торгпредстве. На официальных приемах Литвинов-младший неизменно присутствовал, обрабатывая именитых гостей от промышленности и финансов. И хотя его немецкая речь оставляла желать многого, германские деловые люди, заинтересованные в поставках Советской власти, внимательно к нему прислушивались»[367].

Однако новый торгпред, суровый латыш Карл Бегге, не дал Савелию никакой работы, заставив его брата в апреле 1927 года обратиться с новым ходатайством: «О С.М. мне известно, что он имеет почти двадцатилетний коммерческий стаж и всегда высоко ценился теми фирмами, у которых он работал. Знаю также со слов ответственных товарищей, что его высоко ценили и в тех советских учреждениях, в которых он работал после Октябрьской революции. Были всегда о нем очень высокого мнения и т. Стомоняков, и т. Аврамов. И вот мне кажется немного странным и непонятным, что Берлинское торгпредство не может использовать факт его пребывания в Берлине и найти для него подходящую работу»[368].

Результата это обращение не имело, поскольку в Москве Савелия обвинили в растратах. На его новые жалобы брат ответил раздраженным письмом: «Неужели ты думаешь, что моего заявления о твоей невиновности было бы достаточно для ликвидации всего дела, о котором осведомлено третье ведомство, а вероятно, и ячейка? Правда, мне раз удалось вытащить тебя из беды, когда покойный Дз<ержинский> поверил моему слову, но тогда порядки были иные, отношение ко мне иное, да и люди другие. Теперь это не пройдет. Вообще, твоя беда, Савелий, в том, что ты совершенно не знаешь наших порядков и психологии наших людей…»[369] В конце, правда, он намекал, что попробует пристроить брата в Париже, куда собирался торгпредом его старый друг Стомоняков, но Савелий ему уже не верил.

В октябре 1928 года Литвинов-младший уехал в Париж, где некий француз потребовал от него расплатиться по векселю, выданному от имени берлинского торгпредства, – вскоре выяснилось, что таких векселей он выдал немало. Спасаясь от кредиторов, Савелий бежал в Базель, где объявил себя невозвращенцем и обнародовал любопытные факты о деятельности торгпредства. По его словам, фальшивые векселя его заставил выдать некто Туров