Просроченный долг - Йожеф Лендел

и быстро выскочил в другие ворота. На площади я просто рухнул на скамейку, сердце колотилось так, что я не мог идти. Вот теперь я почувствовал страх. Правду сказать, и на улице Харшфа я не был уж не больно храбрым. Только мне удалось как бы замедлить страх. Причина была, и еще какая. Ведь если бы меня доставили в участок, живым я уже не вышел бы. Только мертвым, да и то не скоро. Был ордер на мой арест, и всё такое. Я не был важной птицей, но почему-то так считали.

Что же до моего друга Йошки, художника, то уже через несколько минут он прибежал на место встречи. Его бумаги были в порядке, за ним ничего не числилось, и не нервничай он так, и в участок не пришлось бы идти.

Итак, я доказал, главное — присутствие духа. Но этот дух, как говорится, не всегда присутствует. Даже на двадцать четыре часа его не всегда хватает. На месте встречи мы получили проездные документы. Конечно, только по территории страны. Это естественно. В документе пунктом назначения был указан Кечкемет. Нужно было исправить. На карте нашли населенный пункт поближе к границе и чтобы название было похоже на Кечкемет. Написали, помнится, Уй-Кечкеш. Возраст мой по этой бумаге был 52 года. Снизили на тридцать лет. Кстати, я и на двадцать два года не выглядел. Занятие было жестянщик, и фамилия довольно заковыристая. С бумагами двух других товарищей была та же беда. Но наш сопровождающий, который не впервые переправлял людей за границу, уверял, что из-за этого проблем не будет. Нас было трое и руководитель. Я и другой парень, его звали Бела, на том успокоились. А третий, Адольф, очень нервничал. Во-первых, он хотел отправиться один. Но ему довольно твердо дали понять, что он пойдет только вместе с нами. Не внушал ему доверия и наш сопровождающий, Славичек. Он ему казался очень глупым и ненадежным. Что глупым, естественно, ведь, кроме своей собственной персоны, он всех считал глупыми и никчемными. Себя же мнил значительным и гениальным. «Ни к чему такая большая группа», — твердил он.

Мы же считали опасным его. Ему было под сорок, за два месяца он отрастил густую рыжеватую, как беличья шкурка, бородку, и глаза на заросшем лице смотрели беспокойно и настороженно, вроде как у белки. Я и сейчас думаю, что густая борода и темные очки — самая плохая конспирация. Но ведь так сделал знаменитый генерал Людендорф (Эрих Людендорф (1865–1937) — немецкий генерал, участвовал в Капповском путче (1921 г.), вместе с Гитлером руководил фашистским путчем в Мюнхене («пивной путч» 1923 г.).). После капповского путча он бежал в темных, или, как тогда писали, синих, очках. Ленин сделал лучше: он сбрил бородку.

Итак, многочисленные проверки мы прошли легко. Сначала румыны, потом венгры, всё прошло нормально. В поезде ехали в основном солдаты, возвращавшиеся из плена, и контрабандисты.

— Нельзя ли найти отдельное купе? Поищите, — обратился Адольф к Славичеку.

Славичек будто не слышит. Вместо него зло ответил Бела: — Не видите, везде битком.

За две станции до границы мы сошли с поезда. Дальше пошли пешком. Мы шли по шоссе, по проселочной дороге, по берегу речки. Славичеку, как видно, эти места были хорошо знакомы. Наш путь как раз пролегал мимо болотистого поля, когда он сказал:

— Вот там, — и показал рукой через болото, — уже Австрия.

Едва ли в ста метрах от нас виднелась слегка идущая в гору дорога. Я так понял слова Славичека: вперед, через болото, и мы у цели. Не раздумывая, я шагнул в болото, но уже через пару шагов по колено провалился в трясину.

— Назад, назад, — остановил меня сдавленным голосом Славичек. — Быстрее, сюда! — Я сразу же повернул назад.

— Граница здесь, — объяснял Славичек, — но здесь ее перейти нельзя. Очистите ботинки.

Мне стало стыдно за мою опрометчивость. Носовым платком я стер грязь с мокрых брюк, пучком травы — с ботинок. Но, конечно, остался мокрым и грязным.

— Сколько еще идти? — спросил Адольф. — У меня ноги болят.

— Час-полтора, — ответил Славичек. — А там еще до Не-метовара. Успеем к последнему поезду, к трамваю Пожонь-Вена (До 1936 г. между Веной и Братиславой (венг. название: Пожонь) ходил трамвай.).

Теперь я шел в конце группы, чтобы больше не повторился постыдный случай, что сорвусь с места раньше времени. Не прошли мы десяти минут, как увидели двух жандармов. Они появились из-за поворота дороги прямо перед нами, шагах в тридцати.

Нас остановили.

— Куда?

За нас ответил Славичек.

— Остальные туда же? — спросил жандарм.

— Да, — ответил я.

Я почувствовал, что бледнею. И в этот момент я понял, что забыл указанное в моем документе имя, адрес, возраст, всё напрочь.

— Что в котомке? — спросил жандарм Адольфа.

— Только белье, — и начал развязывать мешок.

— Курева нет? — Жандарм запустил руку в мешок.

Другой жандарм взял из рук Адольфа документ.

— Фамилия, имя?

— Хоргер Алайош.

— Адрес?

— Будапешт, улица Ретек, 24.

Всё это время я в каком-то оцепенении чувствовал, что всё кончено: если меня начнут спрашивать, я и рта не смогу раскрыть. А мои грязные ботинки и мокрые брюки выдадут всех нас.

Но Адольф говорил так спокойно и уверенно, что жандармы отдали ему документ. На нас даже внимания не обратили, и мы пошли дальше.

— Ну-с, молодой человек, — сказал Адольф насмешливо, — что, здорово струхнули?

— Да, — ответил я, — здорово. Только не понимаю, зачем это нужно сейчас говорить?

Адольф издевательски засмеялся. Он наслаждался своей победой. Авторитет его у Славичека весьма вырос. Мне даже завидно стало. Мы прошли еще примерно с полкилометра, когда Славичек на ходу обернулся к нам:

— Здесь нужно бы перейти через насыпь. Но нельзя, жандармы всё еще наблюдают за нами. Поищем другое место. Или вернемся позже.

Мы пошли дальше вдоль насыпи. Дело было поздней осенью, уже смеркалось. Вдруг Славичек подал знак и взбежал на насыпь. Мы за ним. Пошли вдоль железнодорожного полотна по другой стороне насыпи. Потом через мост. Отсюда спустились в заросли камыша, дальше по узкой тропинке и через болото. Дошли до сухого оврага, по обе стороны которого росли ивы. Мы шли бесшумно. Славичек, если слышал какой-то шум, подавал знак, и мы замирали на месте. В сгущающейся темноте изредка раздавались выстрелы.

Мы продолжали свой путь под ивами, потом быстро пересекли свежевспаханное поле и перебежали через проезжую дорогу. Потом опять по сырым комьям вспаханного поля.

— Больше не могу, — пожаловался Адольф. — Ужасно болят ноги.

— У меня тоже, — ответил я угрюмо.

— Отвыкли мы от ходьбы, — сказал Бела. — Да и