Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

В отличие от других авторов, наподобие Оруэлла или Конрада, Моэм не испытывает глубокого отвращения к колониализму и не ужасается социальной несправедливости, с которой постоянно сталкивается по пути. Не пытается в своих книгах рассказывать нам о том, как живут люди в далеких уголках планеты и какие у них обычаи, не дает советов о том, что обязательно нужно посетить, и не читает лекции о текущей политической ситуации. Его не слишком интересуют история и пагоды, что, впрочем, не мешает Моэму признавать уникальный характер Ангкора. Именно это и отличает его от всех прочих: он – честный писатель-путешественник. Моэм мог бы попытаться рассказать о великих людях Востока, толком не понимая их мотивов, но предпочел препарировать своих бывших соотечественников – которые рассеялись по всему миру, нередко сами не понимая зачем.

Гросли рассказал писателю, что мечтал вернуться в Англию, чтобы напиться в баре Criterion и явиться на скачки во фраке, коричневой шляпе и с пенсне на шее. «Он влачил свое существование, как отшельник, мечтая только о том, чтобы вернуться и вести невероятно пошлую жизнь». Потом рассказал о своем неудачном возвращении в Лондон, где все оказалось совсем не таким, как он помнил. Те заведения, куда он любил захаживать, давно закрылись, девушки выглядели куда уродливее, чем когда ему было двадцать, да и похмелье переносилось значительно тяжелее. Друзьями он не обзавелся и чувствовал себя одиноким. И внезапно все то, что он оставил на Востоке, все, чего он раньше просто не замечал, заиграло новыми красками. Китаянки, бывшие на порядок сговорчивее англичанок. Возможность весело провести время за меньшие деньги. Членство в клубе без необходимости предъявлять всю свою подноготную. Всегда оживленные улицы и люди, которые хотят быть рядом с вами просто потому, что вы иностранец. Полтора года в Англии показались ему длиннее, чем двадцать лет на Востоке. В итоге Гросли снова отправился в Китай. Остановившись по пути в Хайфоне, он взял рикшу и попросил того отвезти его куда-нибудь, где можно славно скоротать время с женщиной. Тот привел его в дом, в котором Гросли теперь рассказывал историю своей жизни Моэму – и где последний планировал провести ночь. Гросли словно бы погрузился в поток волшебных снов. И когда на следующее утро его корабль отправился в Гонконг, самого Гросли на нем не было.

– Старуха потрясающе набивает трубки, подружка моя – удивительная красавица, да еще и слуга есть. Маленький жулик. А если ты счастлив здесь и сейчас, зачем ехать куда-то еще?

– Вы счастливы здесь? – спросил у него Моэм.

– Как никогда в жизни.

Читая про похождения Гросли, я все время думал, скольких же европейцев с очень похожими историями я знаю. В большинстве своем это были мужчины, не устоявшие перед очарованием легкой жизни, доступных женщин и постколониальных благ, перед радостью того, что к вам относятся по-другому просто потому, что вы белый. Пожив в Азии, они чувствовали себя в Европе (или откуда там они приехали) чужими и не смогли адаптироваться. В результате им не оставалось ничего другого, кроме как вернуться назад, чтобы не умереть от тоски по своей прошлой жизни. Помню, как один товарищ рассказывал мне об этом с точки зрения романтических отношений. В Бангкоке он пользовался среди девушек популярностью голливудской кинозвезды.

– Я иду в магазин и возвращаюсь с телефоном кассирши, отправляюсь играть в гольф и ухожу оттуда с девочкой, которая держала над нами зонтик от солнца, ну а уж если я выхожу в город ночью… Порой я просто заставляю себя оставаться дома, чтобы лишний раз не подвергаться искушению, – театрально жаловался он.

Я знал, что он не преувеличивает. У большинства холостых мужчин и значительной части женатых дела обстояли именно так. Что же до одиноких экспаток, то они с горечью жаловались, что иностранцы не обращают на них внимания, потому что слишком заняты азиатками, а местным они кажутся некрасивыми и неинтересными. The Wall Street Journal посвятила этому феномену целую статью: «Одинокие путешественницы: Азия – непростое место для западных женщин». Женщинам-топ-менеджерам, откомандированным в Азию на высокие должности с великолепными зарплатами, не удавалось найти себе пару – и они впадали в отчаяние, хорошо знакомое сообществу экспатов. Жюли Слева, канадская руководительница отделения L’Oréal, жившая в то время в Бангкоке, охотно поделилась подробностями с журналистом газеты: «Вы никогда не увидите тайца с экспаткой, а все мужчины-экспаты или женаты, или геи, или ходят везде с молоденькой тайкой под ручку». После чего присовокупила, что мужчины эти, как правило, «толстые и неприятные».

Настал день, когда компания моего друга, который не был ни толстым, ни неприятным, отозвала его обратно в Европу. Ему пришлось возвратиться в Мадрид, и карета превратилась в тыкву: вчерашний плейбой стал одним из многих, его очарование исчезло без следа. Его больше не встречали с почестями в ресторанах, он не мог позволить себе членства в элитном клубе (в Европе оно стоило в двадцать раз дороже), ему нельзя было целыми днями ходить в шортах и шлепанцах, забыв про правила этикета. Когда я увидел его несколько месяцев спустя, его причитания показались мне гораздо более искренними. Он чувствовал себя, как Гросли в «Джентльмене в гостиной»:

– Представляешь, оказывается, в Европе, чтобы познакомиться с девушкой, с ней надо разговаривать!

Моэм считал, что путешествие – это поиск, в успех которого сложно поверить. В романе «Узорный покров», рассказывая, как белые люди теряли разум в клубах дыма китайских опиумных курилен, он писал, что все мы ищем свой путь: «Одни из нас ищут его в опиуме, другие в Боге, кто в вине, кто в любви. А Путь для всех один и ведет в никуда»[4].

Я еще раз пробежался по списку. Оглянулся назад и убедился, что ничто из перечисленного Моэмом не было причиной ни моей поездки на Восток, ни того, что я задержался там на два десятилетия, ни того, что я возвращался туда снова и снова. Так может, все дело в той тайне, о которой Моэм писал в «Джентльмене в гостиной», – тайне, делавшей Восток столь близким и одновременно столь недоступным? Существовала ли она на самом деле или была очередной придумкой европейского путешественника? Моэм ограничился лишь общими намеками да несколькими советами. Не следует искать этой тайны в тенистых джунглях и древних храмах, среди далеких гор и райских островов, она прячется в людях, живущих в этих местах: «Мне думается, что самой выдающейся достопримечательностью, самой вдохновляющей древностью стран Востока являются не храмы, не дворцы и не стены, а человек». Далась ли эта тайна в руки Конраду на Борнео, Оруэллу в Мьянме или Грэму Грину в Сайгоне? Из книг я знаю, что оперная певица и путешественница Александра Давид-Неэль искала ее в Тибете, итальянский писатель Тициано Терцани проделал ради нее долгий путь без перелетов по всей Азии, а Редьярд Киплинг полагал, что она обретается в курильнях и борделях Лахора:

Там, к востоку от Суэца, злу с добром – цена одна,

Десять заповедей – сказки, и кто жаждет – пьет до дна[5].

Возможно, если бы я прошел по их следам, пожил бы там, где жили они, поговорил с людьми, описанными в их книгах, то обнаружил бы что-то, чего раньше не замечал. Увидел бы сквозь призму их восприятия вещи, которые всегда находятся под самым носом – и всегда остаются незамеченными. А затем, вернувшись домой, смог бы со спокойным сердцем сесть на диван и сказать себе, что мое путешествие окончено. Прошептать: «Я открыл ее».

Открыл тайну Востока.

2. Джозеф Конрад. Борнео

С самого своего открытия, в 1876 году, отель Oriental считался местом, где всякий порядочный искатель приключений, исследователь, хроникер и путешественник, приезжающий на Восток, просто обязан остановиться. В XIX веке в стенах легендарной La Grande Dame – так его называли – на берегу Чаупхраи предавались веселью королевские особы со всего мира. Во время Второй мировой войны этот отель превратился в клуб для японских офицеров. Впоследствии он стал первым в Таиланде зданием, оборудованным лифтами. Чтобы убедиться, насколько притягательным был Восток для талантливых писателей с другого конца света, достаточно