Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла - Присцилла Пресли

Неспособный ответить на все мои вопросы, Карри лишь спокойно сказал:

– Хочешь, чтобы я спросил твоего отца?

Родители были удивлены не меньше моего. Они с некой опаской согласились на предложение Карри.

Мой следующий визит был почти таким же, как первый – вежливые беседы ни о чем, песни, Элвис за пианино, угощение для всех – бабушкины любимые блюда. Но потом, закончив петь, Элвис подошел ко мне.

– Я хочу побыть с тобой наедине, Присцилла.

Мы стояли лицом к лицу, смотрели друг другу в глаза. Я огляделась. Вокруг никого не было.

– Мы и так одни, – нервно ответила я.

Он подошел ближе, практически припирая меня к стенке.

– Я имею в виду совсем одни, – прошептал он. – Ты поднимешься наверх в мою комнату?

Вопрос навел на меня панику. В его комнату?

До этого момента мне в голову не приходило, что у Элвиса мог быть ко мне сексуальный интерес. Он мог легко заполучить любую девушку на свете. Зачем ему нужна была я?

– Не бойся, милая, – сказал он, поглаживая мои волосы. – Клянусь, я ни за что не причиню тебе вреда. – Звучал он искренне. – Ты мне как сестренка.

Смущенная и запутанная, я отвернулась.

– Пожалуйста.

Когда я стояла там и смотрела ему в глаза, меня влекло к нему практически против моей воли. Я ему верила; это было легко. Теперь я понимала, что его намерения были искренними и дружескими. Прошло несколько секунд, но я никак не могла ему ответить. Затем я кивнула.

– Ладно, пойду.

Он взял меня за руку и повел к лестнице, прошептал, какая комната – его, и сказал:

– Ты иди, а я через пару минут поднимусь. Так будет лучше выглядеть.

Он направился в сторону кухни, а я стала медленно подниматься, размышляя – что же он у меня попросит? Чего будет ожидать? Я впервые окажусь с ним по-настоящему один на один. С первой нашей встречи я мечтала об этом, уверенная, что такой момент никогда не настанет, и теперь не знала, что делать в реальности.

Я поднялась на второй этаж и нашла его комнату. Она была простой, без каких-либо личных вещей, как и остальные комнаты в этом доме. Я вошла в нее, аккуратно опустилась на стул с твердой спинкой и стала ждать. Когда прошло несколько минут, а Элвис так и не появился, я принялась смотреть по сторонам. Комната была обыкновенной, ничего примечательного – ничто в ней не наводило на мысль, что ее хозяин – известный рок-н-ролльный певец. Были книги, несколько пластинок, его военная форма и сапоги. На прикроватном столике лежало несколько писем от девушек из Америки. Многие письма были от кого-то по имени Анита. Элвис редко о ней говорил, но все знали, что у него дома есть подруга. Мне хотелось прочесть эти письма, но я боялась, что он меня поймает.

Прошло еще двадцать минут, и он наконец-то появился. Он вошел в комнату, снял куртку, включил радио и сел на кровать. Я почти не смотрела на него, в ужасе думая о том, чего он от меня ждет. Представляла, как он хватает меня, бросает на кровать и занимается со мной любовью.

Но вместо всего этого он сказал:

– Не хочешь подойти и сесть рядом со мной?

Я не была уверена, что стоит это делать, но он убедил меня, что бояться мне нечего.

– Ты мне очень нравишься, Присцилла. Общение с тобой освежает. Так приятно поговорить с кем-то из дома. Мне этого не хватает. Тут бывает немного одиноко.

Я села рядом с ним, ничего не говоря, но его мальчишеская открытость меня тронула. Дальше он сказал, что наши отношения будут для него очень важными, что он во мне нуждается. Был октябрь, через полгода ему предстояло вернуться в Америку. Он знал многих девушек, как он сам сказал, и многие приезжали навестить его, как я, но я стала первой, с которой он почувствовал какую-то близость.

Я прижалась к нему, уверенная, что он не будет торопить события. Он обнял меня и сказал:

– Жаль, что мама не успела с тобой познакомиться. – Он вздохнул, на его лице появилось болезненное выражение. – Ты бы ей понравилась, так же, как и мне.

– Мне бы хотелось с ней познакомиться, – прошептала я, глубоко тронутая его искренностью.

Я узнала, что мать Элвиса, Глэдис, была главной любовью в его жизни. Она умерла 14 августа 1958 года, когда ей было сорок два, из-за сердечной недостаточности после долгой и тяжелой борьбы с острым гепатитом.

Он поделился со мной, как глубоко любил ее, как по ней скучал, как ему было тяжело от одной мысли о возвращении в Грейсленд без нее. Это был его подарок ей – частное имение, приобретенное за сто тысяч долларов за год до ее смерти.

Элвис считал, что в какой-то момент его мать приняла решение перестать бороться. Ее здоровье стало ухудшаться после того, как его призвали на службу. Она так сильно любила Вернона и Элвиса, что не могла представить себе, каково ей будет их потерять, так что она часто говорила, что хотела бы уйти первой. Глэдис, с ее простыми, провинциальными взглядами, считала, что Германия все еще представляет собой войну и опасность. Она никак не могла понять, что теперь в стране царили мир и покой.

Элвис привык каждый день звонить Глэдис. Меня удивило, что вплоть до начала свой карьеры он ни разу не ночевал вне дома. Он рассказал, как однажды, когда он был в турне, его машина загорелась и он чудом выжил. Хоть она была далеко, во многих милях от него, Глэдис резко села в кровати и громко закричала, зовя его – настолько сильная у них была связь. Она так беспокоилась, когда Элвис куда-то уезжал, что могла не спать ночами, пока он не вернется домой и сам не скажет ей, что с ним все хорошо.

На первых учениях в Форт-Худе, штат Техас, он снимал домик за пределами базы для Вернона, Глэдис и бабушки. Я понимала, что ее смерть повлияла на него настолько сильно, что никто больше не может этого понять. Он винил себя, что не был рядом, когда она заболела, когда ей пришлось уехать обратно в Мемфис по наставлению врача.

Со временем он понял, что Глэдис стала прикладываться к бутылке, и очень переживал, как бы это не переросло в бóльшую проблему. Сколько бы он ни пытался ее утешить, убеждать, что он вернется через полтора года, умолять