Моя история - Джоан Лесли Мэлоун

волновалась, когда была вдали от нас, даже когда ее голова была в миске и до родов оставались считанные часы. Она беспокоилась, когда была вдали от дома, переживая, все ли у папы в порядке и как я. Мама действительно чувствовала себя спокойно, только когда мы были все дома, вместе. До появления Трейси я больше всего на свете любила уютно устроиться на диване с мамой и папой и завороженно смотреть на черно-белый телевизор в углу, который мерцал почти так же, как открытый огонь в камине слева от него. Они оба были очень ласковыми родителями, и я хотела только сидеть и обниматься с ними. А потом в нашей троице появилось место еще для одного.

Мама родила Трейси на следующий день после звонка из больницы, и я стала обожать свою маленькую сестренку, «играя в маму», держа ее на руках, когда мама готовила ужин, и качая коляску перед камином, когда наступало время дневного сна.

С самого начала я чувствовала сильную сестринскую связь, хотя у нас были диаметрально противоположные характеры. Я была самостоятельной, она полагалась на маму; я была более сдержанной, она была общительной девчонкой-сорванцом; я должна была усердно работать над всем, что делала, а она, казалось, была одаренной от природы во всем, за что бралась. Но самым большим различием, которое проявилось с годами, была ее неразрывная связь с мамой.

Все, что делала Трейси, она копировала; все, что говорила Трейси, она соглашалась. И если моя сестра делала что-то не так или в доме происходил несчастный случай, она сразу же показывала на меня, и мама ей верила. Например, когда она была немного старше и размазала краску по плитке в ванной или покрасила мамины простыни в ведре — а простыней у нас было всего две, так что это было серьезно, и мама, конечно, взбесилась. Но виновата была я. «Ты должна была за ней следить!» — это стало эхом моего детства.

Большим преимуществом наличия сестры было то, что у меня была летняя подруга, и мы любили разыгрывать в заднем дворе безумное шоу BBC «It’s a Knockout». Мы придумали свою веселую версию игр, и одно из самых запоминающихся испытаний заключалось в том, чтобы привязать водяные шарики к низко висящей бельевой веревке. Трейси забиралась в тачку папы, вставала, а я, по сигналу, толкала ее и бежала, а она вытягивала шею, чтобы разорвать как можно больше шариков зубами, облив нас водой. Наш хохот и визг были такими же, как в телевизоре.

Я привыкла к звуку душераздирающих криков Трейси. Дело в том, что она запихивала в рот все подряд, и мне приходилось по крайней мере два раза в панике бежать в скорую помощь.

Однажды она решила порыться под раковиной на кухне. Папа был не дома, мама была в своей комнате, а я, наверное, была в гостиной — «присматривала за сестрой», — когда крик Трейси заставил маму с грохотом сбежать по лестнице, но она остановилась у двери кухни. Ужас в ее голосе напугал меня. «ТРЕЙСИ!»

Моя сестра сидела на черно-белых плитках перед открытой дверцей шкафа, с открытой бутылкой отбеливателя в одной руке и струйкой жидкости, вытекающей из уголка рта, в другой. Испуганная реакцией мамы, Трейси впала в истерику, особенно когда ей насильно дали выпить пакет молока, чтобы разбавить отбеливатель, который она проглотила. Не успела я опомниться, как эта младенческая фигурка с молочным ртом оказалась на руках у мамы и выбежала из дома, оставив меня сообщать об этом папе, когда он вернется с работы. К счастью, после промывания желудка и ночи в больнице Трейси быстро поправилась. Но едва пережив этот эпизод, она снова оказалась в больнице, после того как склеила левую сторону рта из набора для сборки моделей Airfix, принадлежащего ее двоюродному брату.

Несложно понять, почему я чувствовала необходимость присматривать за своей младшей сестрой, которая также страдала тяжелой формой астмы. Мама, казалось, постоянно кричала: «Смотри за ней, Джо!» или «Что делает Трейси? С ней все в порядке?». Я стала вторыми глазами мамы, чувствуя, что благополучие Трейси — моя ответственность не меньше, чем ее.

Я никогда не забуду, как однажды я пришел из школы и обнаружил, что сестры нет дома. Мама ушла. Папа спал на диване, он был болен, его мучила боль в спине, которая беспокоила его с детства — в результате травмы, полученной во время игры в регби, ему вставили в позвоночник стальной штифт. Я был наверху, переодевался из школьной формы, когда понял, что Трейси нет в доме. Ее не было и в саду.

«Папа! Папа!» — крикнул я, разбудив его. «Где Трейси?!»

«Наверху, разве не там?» — сонно ответил он.

«Папа, ее нет!»

Несмотря на боль в спине, я никогда не видел, чтобы он так быстро вскакивал с кровати. А через минуту, после минуты панического бега, в дверь постучали. «Простите, — сказал мужчина с улицы, — я думаю, это ваша дочь». Он держал Трейси за плечи, а она стояла перед ним в кардигане и красных резиновых сапогах, которые надела не на те ноги. Мужчина нашел ее в газетном киоске, где она купила кучу комиксов, сладостей и пластиковую куклу — все это она теперь прижимала к груди, стоя на месте.

Где она нашла деньги, чтобы купить все это?

И именно эта мысль заставила меня бежать наверх.

С тех пор, как мама потратила деньги, которые я получил на день рождения от тети Уинни, я научился прятать все денежные подарки под одеждой в ящике, и накопил приличную сумму в 5 фунтов. Но оказалось, что мама была не той, о ком я должен был беспокоиться. Мне и в голову не пришло, что Трейси знает, где я храню деньги, не говоря уже о том, что она, четырехлетняя девочка, может пойти и потратить их.

Папа не обратил внимания на этот мелкий инцидент. Мои 5 фунтов — небольшая цена за то, что она вернулась домой цела и невредима. Но я не мог перестать думать о несправедливости и хотел отомстить так, как это делают дети. Поэтому я сделал сестре бутерброд. Бутерброд с Pedigree Chum.

Три четверти банки я отдал нашему золотистому лабрадору Шэнди, а последнюю четверть положил между двумя кусками хлеба и сказал Трейси, что это паштет. Я решил, что после того, как она попробовала отбеливатель и клей Airfix, собачья еда не будет такой уж плохой. Но она сделала два глотка