Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

Михалыч был профессиональный эсер и потому снимал приличную квартиру. (Партия богатела. После убийства Плеве эсеры сразу возвысились в глазах общества и стали сознавать свою грозную силу. Потекли деньги, состоятельные граждане жертвовали десятки тысяч рублей.) Михалыч занимался пропагандой среди студенческой и рабочей молодежи. Фамилию его никто не знал, знали только, что имя его было тоже не настоящим.

Когда братья вошли, в квартире уже было шумно, накурено и полно народу. Все говорили возбужденно и разом. Михалыч послал за шампанским. Шампанское принесли, тосты следовали один за другим, казалось, празднуется какое-то великое торжество.

– Это мой брат! – представлял Петр робеющего младшего брата то одному, то другому гостю. – Гимназист! Из Киева! Между прочим, там тоже бунтуют! Сегодня приехал и – бац! – сразу на такое событие!.. С корабля на бал! Вот именно!.. Ха-ха-ха… Давайте чокнемся! Все вместе!.. За то, чтобы всех, до последнего Романова! Ура!..

Раздался звонок в дверь, и в переднюю ввалилась еще одна порция гостей. Зазвенели женские голоса. Румяная от мороза и счастливая от полноты обуреваемых ею чувств, вошла Наденька.

– Господа, я только что из Москвы! – торжественно объявила она.

– Как? Из Москвы? Только что? Расскажите, расскажите! Что? Как? Что говорят? Неужели в самом Кремле? – Ее окружили и стали забрасывать вопросами.

А она, выдержав по-актерски паузу, вдруг обрушила на собрание сумасшедший вопрос:

– Хотите последний московский анекдот?

– Хотим! Хотим! Расскажите!

Она еще раз выдержала паузу и в абсолютной тишине ясно и звонко произнесла:

– Наконец-то великому князю Сергею пришлось пораскинуть мозгами!

Секунду народ осмысливал произнесенную фразу, и вдруг все грохнули от дошедшего до них смысла. Хохотали до истерики, до слез. Хохотали, глядя друг на друга, и не могли остановиться. Как только смех затихал, кто-нибудь снова повторял удачную фразу, и смех возобновлялся с новой силой. Наконец, утирая глаза и все еще охая и ахая, постепенно успокоились. Тогда Наденька, посерьезнев, заговорила снова:

– Я его знаю. Каляева. Меня с ним знакомили. Хотите послушать его стихи?

– Хотим! Хотим! Читайте!

И Наденька стала с выражением читать:

Христос, Христос! Слепит нас жизни мгла.

Ты нам открыл все небо, ночь рассеяв,

Но храм опять во власти фарисеев.

Мессии нет – иудам нет числа…

Мы жить хотим! Над нами ночь висит.

О, неужель вновь нужно искупленье

И только крест нам возвестит спасенье?

Христос! Христос!..

Но все кругом молчит.

Наденька кончила читать в гробовом молчанье и опустила глаза.

– Гениально! – раздался чей-то вздох.

– Неужели его повесят?

– Повесят, еще как повесят! Не сомневайтесь! – В Наденькиных глазах заблистали слезы.

– Надо написать петицию царю о помиловании. От всего студенчества!

– Бесполезно разговаривать с этими сатрапами! Они отвечают только нагайками и шрапнелью!

– Ну что ж, мы тоже умеем говорить на языке бомб и пистолетов!

– Господа! У меня есть знакомый инженер… имя произносить не могу. Он работает над созданием летательного аппарата…

– И что?

– А то, что он собирается спикировать на царский дворец и покончить с тираном!

– Гениально! – раздался тот же голос.

– Господа! – негромко обратился наконец к публике бежавший с каторги съемщик квартиры.

Все прекратили разговоры и обратились в слух.

– Господа! Разрешите еще раз от имени партии социалистов-революционеров поздравить вас… нас всех с большим успехом. Не прошло и нескольких месяцев после того, как был убит один из держиморд нашего правительства министр внутренних дел Плеве. Все знают о его отвратительной, подстрекательной роли в кишиневском погроме… Вся мировая пресса писала об этом очередном постыдном акте царского правительства… Но эти господа давно потеряли стыд, честь и достоинство. Благодаря таким деятелям имя России полощется как грязное белье! Мы, русские патриоты, заявляем решительный протест против… продолжающегося насилия над народом! Тюрьмы и каторга переполнены нашими товарищами – борцами за народное счастье! Общество требует свободы политзаключенным! Оно требует отмены смертных приговоров тем, кто является для царя – преступниками, а для всех честных людей – честью и совестью страны! Мы требуем признать право на жизнь священным! Но мы не только требуем и протестуем, мы действуем! И вот – новая акция наших патриотов. Убит еще один враг русского народа – великий князь Сергей! Как и его отец, тиран Александр Второй, прозванный, словно в насмешку, Освободителем, он пал, сраженный гневом народного возмездия. И пусть Дом Романовых знает: каких бы жертв ни стоила нам ликвидация самодержавия, мы твердо верим, что наше поколение покончит с ним навсегда! Мы не удовлетворимся паллиативными мерами по улучшению жизни народа, которые предлагает напуганное всеобщим гневом царское правительство, и мы не остановимся на этом убийстве! Пусть они знают и трепещут!

Его речь покрыли страстные аплодисменты.

– Правильно! Браво! Русская молодежь поддерживает партию эсеров!

– Я хочу от имени всего студенчества заявить, что партия может рассчитывать на нас… мы не пощадим жизни… да, господа! Ради торжества правды и справедливости… мы готовы… на все! Всех не перевешают, господа!.. – выкрикнул срывающимся голоском совсем юный очкарик.

– Господа!.. Я бы хотел… Тише, господа! Дайте сказать… – пытался перекричать товарищей Петр. – Вот тут некоторые, не буду называть по имени, пытаются трактовать террор как простое убийство…

– Как можно? Назовите фамилии, кто это? Это провокация! Позор! Предательство! – раздались возмущенные голоса.

– Господа, я бы хотел внести ясность, – спокойно проговорил Михалыч и обвел глазами всех присутствующих желторотых юнцов. – Да, мы осуждаем террор как тактическую систему, но! – подчеркиваю это – в ци-ви-ли-зо-ванных странах! В России, где деспотизм исключает всякую открытую политическую борьбу и знает только один произвол, где нет спасения от безответственной самодержавной власти Романовых и ее последнего представителя царя-дегенерата Николая, мы вынуждены противопоставить насилию тирании силу революционного права!

Его слова потонули в одобрительных возгласах и аплодисментах.

– Цель наших боевых акций, – продолжал Михалыч, – это не самозащита и не только устрашение, мы хотим довести власть до осознания абсолютной невозможности управлять страной при сохранении существующего строя, до ее полной дезорганизации и хаоса! Как говорил наш герой Ян Каляев: «Я верю в террор больше, чем во все парламенты мира!»

– Ура Каляеву! – восторженно закричали студенты. – Свободу Ивану Каляеву! Свободу всем политзаключенным! Да здравствует свободная Россия!..

Праздник продолжался до самого вечера. Произносились речи. Радовались убийству тирана. Восхищались благородством народных мстителей. Клялись в борьбе до победы. Наконец, рассовав за пазухи данные Михалычем прокламации, стали расходиться.

– Надежда Ивановна, – обратился Михалыч к Наденьке, – останьтесь на минуту.

Наденька вспыхнула, и даже мочки ушей у нее покраснели.