Гадюка - Джон Вердон

class="p1">Гурни впервые четко увидел Зико Слейда. Прошло три года с тех пор, как он из теннисного чемпиона превратился в распутного наркомана, а позднее обрел моральное очищение и отношения с Эммой Мартин.

В облике мужчины отчетливо проявлялись две противоположные стороны его характера. Его пухлые губы напоминали ухмылку развращенного Адониса, смешанного с ужасом и соблазнительным очарованием. Глаза же излучали умиротворение и некое почти аскетическое спокойствие. Такое сочетание черт поразило Гурни, вызвав одновременно тревожные и притягательные чувства.

— Мисс Страйкер, — произнес судья Уорц, его голос казался доносящимся со дна мокрой бочки, — вы готовы продолжить?

Она встала, поправляя пиджак. — Вызываю Томаса Казо на свидетельское место.

Мужчина с бычьей шеей в серебристо—сером костюме подошёл к трибуне свидетелей, сел и откашлялся. Верхние две—три пуговицы его блестящей зеленоватой рубашки были расстегнуты, открывая больше волос на груди, чем на голове.

В ответ на вопрос Страйкер он сообщил, что работал ночным менеджером в баре «Пивной Монстр» в торговом центре «Calliope Springs» и был начальником Ленни Лермана до его ухода в начале ноября прошлого года. Страйкер относилась к нему с уважением, давая понять присяжным, что этого человека стоит внимательно слушать.

— Значит, когда он ушёл, это было примерно за три недели до его убийства? — спросила она.

— Да.

— И это был ваш последний разговор с Ленни?

— Да.

— Не могли бы вы рассказать суду о том разговоре?

Казо снова откашлялся и вытер рот тыльной стороной ладони. — Он пришёл ко мне в кабинет, чтобы сообщить об уходе. Я спросил, почему. Он сказал, что задумал нечто важное и что ему больше не нужно упаковывать ящики с пивом.

— Он сказал вам, что это за "важное" дело?

— Он упомянул, что у него есть факты, стоящие целое состояние. Извините, но я передаю его слова. Целое состояние.

— Он сказал вам, откуда собирается получить это состояние?

— От Зико Слейда.

— Он объяснил, почему Слейд готов заплатить ему такую сумму за эти факты?

— Потому что они касались Слейда.

— Он рассказал вам, что это за факты?

— О том, что случилось со Слейдом несколько лет назад. Я сказал ему, что все уже знают об этом. Он возразил, что это хуже всего, что известно. За это Слейда могут посадить пожизненно.

Страйкер кивнула, её губы плотно сжались. — Вы восприняли слова Ленни как план вымогательства денег у Слейда?

— Что еще это могло быть?

— Вы прокомментировали его план?

Казо усмехнулся. — Я сказал ему, чтобы он был осторожен и держался подальше от Слейда.

— Потому что посчитали его план слишком опасным?

— Слишком опасным для него.

— Спасибо. У меня больше нет вопросов.

Уорц взглянул на часы. — Господин Торн?

Торн уже подходил к трибуне свидетелей. — Вас зовут Томас Казо?» — с ноткой презрения произнес он.

— Да.

— Тот самый Томас Казо, также известный как Томми Хукс?

Казо бросил на него долгий, недовольный взгляд. — Возможно, я слышал что—то подобное.

— Интересное прозвище. Откуда оно у вас?

— Казо пожал плечами. — Я раньше был боксёром. У меня был хороший левый хук.

— Как же попал ваш " хороший левый хук " в привычки убеждать должников вернуть долги?

Страйкер, сидевшая до этого на краю своего стула, вскочила с возмущённым криком. — Возражаю! Это грубая клевета! Это не имеет никакого отношения к делу, нет…

Уорц прервал её, — Согласен. Комментарий адвоката защиты следует исключить из протокола. Мистер Торн, вы переступили черту.

— Прошу прощения, Ваша Честь. У меня больше нет вопросов».

— Мистер Казо, вы свободны. Мисс Страйкер, вызывайте следующего свидетеля.

После драматической паузы она вызвала Эдриен Лерман. К трибуне подступила молодая женщина плотного телосложения в свободном платье землистого оттенка. Она была без макияжа и украшений, а над верхней губой у неё красовалась тёмная родинка.

Первые вопросы Страйкер помогли выяснить, что Эдриен двадцати четырёх лет, незамужняя медсестра, ухаживающая за неизлечимо больными, дочь Ленни Лермана, и она уверена, что знает своего отца лучше всех.

Её голос звучал одновременно грустно и сладковато, выразительно и с печатью тоски. Гурни она показалась женщиной, которая верит в необходимость зажигать свечи, а не проклинать тьму, ожидая, что они погаснут.

Страйкер говорила тихо, искусно передавая сочувствие, — Мисс Лерман, нам были озвучены свидетельства о том, что у вашего отца был план, который, по его словам, должен был сделать его богатым. Он делился с вами этой идеей?

— Да, он рассказал об этом нам однажды в ресторане.

— Вы имеете в виду себя и вашего брата, Сонни?

— Верно. Мы были в «Лейкшор Чоп Хаус». — Эдриен нахмурилась, словно готовясь к неприятному признанию.

— Это не ваше любимое место? — Она понизила голос, — У него репутация, связанная с мафией. Это не беспокоило вашего отца?

— Он находил этот мир привлекательным. Эти люди казались ему сильными и впечатляющими. Он был как ребёнок, наблюдающий за взрослыми.

— Он восхищался гангстерами?

Она вынула платок из рукава и промокнула нос. — Он желал, чтобы их мир принял его, считал равным. Думаю, именно это и стало причиной, втянувшей его в этот ужасный план.

Страйкер сочувственно кивнула, — Что он рассказал вам о своём плане?

— Что он нашёл огромный секрет – шокирующую новость, как он это называл, которая должна была изменить нашу жизнь».

— Вашу жизнь, так же, как и его?

— Мою и Сонни. Он постоянно повторял, как это будет хорошо для нас с Сонни. Но, похоже, больше внимания он уделял Сонни, как будто стремился что—то искупить.

— Знаете, что это была за «что—то»?

— Тот факт, что он не достиг никаких успехов. Что не заслужил уважения Сонни.

— Ваш отец сказал вам, что именно собирается сделать?

— Да. Продать какую—то информацию известному богатому мужчине с грязным прошлым.

— Он назвал имя этого человека?

— Зико Слейд.

— Он рассчитывал получить от Слейда много денег за эту информацию?

— Да.

— Вы понимали, что это на самом деле означает?

— Наверное, да. Хотя и не хотела.

—Вы вспоминали в тот момент слова «вымогательство» или «шантаж»?

Эдриен прикусила нижнюю губу и уставилась на сцепленные пальцы, — Да.

Страйкер сделала многозначительный взгляд на присяжных, прежде чем продолжить, — Вы любили своего отца, не так ли?

— Да.

— И