Наш Дом. Жизнь в духовном мире - Франсиско Кандидо Хавьер

Он немедленно аккуратно применил ко мне магнетические пассы[2], воздействуя на область желудочно-кишечного тракта, после чего пояснил:

— Чувствуете это специализированное воздействие на поражённую раком область? Запомните: всякая истинная медицина — это служение любви, деятельность милосердия, но исцеление каждого Духа — процесс уникальный и индивидуальный. Брат мой, к вам будут относиться с заботой, вы вновь обретёте силы, как в лучшие годы молодости, вы будете много трудиться, и, я думаю, станете одним из лучших сотрудников Нашего Дома. Однако причина ваших страданий заключена в вас самих — в тех ростках порочности, в моральной небрежности и желании иметь больше других, которые вы примешиваете к своему тонкому телу. Земная плоть, которой мы злоупотребляем, — это также и благодатное поле, где мы можем совершить труд радикального исцеления, вспомнив о своём истинном долге.

Я размышлял над этими словами, раздумывал о божественной доброте и в порыве чувств заплакал.

Лизиас спокойно завершил дневное лечение и сказал:

— Когда слёзы льются не от желания избежать наказания, они служат очищению. Плачьте, друг мой, излейте свою душу. И поблагодарим те достойные микроскопические организмы — клетки земной плоти. Смиренные и прекрасные, гонимые и возвышенные, всецело преданные служению. Без них, дарующих нам храм для исправления, сколько тысячелетий мы провели бы во тьме неведения?

С этими словами он ласково погладил меня по голове и, прощаясь, поцеловал в лоб.

6. ПРЕКРАСНЫЙ СОВЕТ

На следующий день, после вечерней молитвы, меня снова навестил Кларенсио, на этот раз в сопровождении приветливого незнакомца.

Его лицо излучало великодушие. Обняв меня, он спросил:

— Как вы себя чувствуете? Немного лучше?

Я, подобно избалованному больному, начал жаловаться, успокаивая этим своё взволнованное нутро. В физическом мире братскую любовь подчас понимают превратно.

По старой привычке я пустился в оправдания, в то время как двое добродетельных мужчин удобно устроились рядом:

— Не могу отрицать, что чувствую себя лучше, однако испытываю сильные боли в области желудочно-кишечного тракта и странную тоску в сердце. Никогда бы не подумал, что способен на такую выносливость, друг мой. Ах, каким тяжким был мой крест! Теперь, когда я могу мыслить связно, понимаю, что боль истощила все мои силы…

Кларенсио слушал внимательно, проявляя живой интерес к моим жалобам, не делая ни единого жеста, чтобы сменить тему. Воодушевлённый этим, я продолжил:

— Кроме того, мои нравственные страдания огромны и невыразимы. Благодаря полученной помощи внешняя буря утихла, и теперь я вернулся к бурям внутренним, душевным. Что будет с моей женой и детьми? Пойдёт ли старший сын по моим стопам? А мои маленькие девочки? Моя бедная Селия не раз говорила, что умрёт, если меня не станет. Моя прекрасная жена! Я до сих пор чувствую её слёзы в свои последние минуты! Я не знаю ничего, раздираемый кошмаром разделяющего нас расстояния… Постоянные терзания украли у меня чувство времени. Где моя бедная помощница? Плачет ли она над прахом моего тела или находится в каком-нибудь тёмном уголке мира смерти? О, моя боль так горька! Какая ужасная участь — быть всецело преданным семье! Думаю, мало кто страдал так сильно, как я! На Земле превратности судьбы, разочарования, непонимание и печаль лишь изредка сменялись краткими мгновениями радости. После мук, вызванных смертью физического тела, сразу начались страдания в мире ином. Так что же есть жизнь? Бесконечная череда несчастий и слёз? Неужели нет средства обрести покой? Хотел бы я быть оптимистом, но чувствую, что несчастье держит мой дух в плену, словно в ужасной тюрьме сердца. Какая несчастная судьба, о, великодушный благодетель!..

В этот момент шквал моих жалоб привёл корабль разума в безбрежный океан слёз.

При всём при этом Кларенсио спокойно встал и сказал без малейшей тени притворства:

— Друг мой, вы действительно желаете духовного исцеления?

Получив мой утвердительный жест, он продолжил:

— Тогда научитесь не говорить слишком много о себе и своей боли. Жалоба указывает на болезнь души, болезнь тяжёлую и трудноизлечимую. Вам нужно учиться мыслить по-новому и обуздывать уста. Лишь обретя внутреннее равновесие, мы откроем сердце Солнцу Божественности. Считать необходимое усилие незаслуженным наказанием, видеть лишь страдание там, где есть поучительная борьба, — всё это свидетельствует о нежелательной слепоте души. Чем больше вы используете речь для распространения болезненных переживаний, тем прочнее становятся узы, привязывающие вас к ничтожным воспоминаниям. Всевышний Отец, Который приютил вас в этом доме, позаботится и о ваших родных, оставшихся на Земле. Мы должны видеть в нашей семейной группе священный союз, но не забывать, что наши семьи — часть Вселенской Семьи, пребывающей под Божественным Водительством. Мы будем рядом и поможем вам разрешить трудности и построить будущее, но у нас нет времени возвращаться к бесплодным жалобам. Кроме того, в этой духовной колонии мы обязаны принимать самый суровый труд как благословение самореализации, как проявление всепроникающей любви Провидения, пока мы несём бремя неоплаченных долгов. Если вы хотите остаться в этом доме взаимопомощи, вам в первую очередь необходимо научиться правильно мыслить.

К этому времени мои слёзы уже высохли, и, призванный к порядку великодушным наставником, я изменил своё поведение, хотя и испытывал стыд за проявленную слабость.

— Разве вы не испытывали наслаждения, пребывая во плоти? — любезно продолжил Кларенсио. — Не ощущали преимуществ, которые давало ваше положение? Разве не ценили полученные средства, стремясь принести пользу близким? Не интересовались ли справедливым вознаграждением, чтобы заботиться о семье? Здесь ситуация ничем не отличается. Разница лишь в деталях. Во плоти, как правило, — договор и материальная гарантия, здесь же — труд и духовные достижения бессмертного духа. Боль для нас является возможностью обогатить душу. Борьба прокладывает путь к божественному свершению. Понимаете разницу? Слабые души жалуются, столкнувшись со служением, сильные же воспринимают труд как священное наследие, к исполнению которого они готовятся, как путь к совершенству. Никто не осуждает вас за справедливую тоску и не мешает вашему возвышенному раскаянию. Однако следует помнить, что слёзы отчаяния не приводят к добру. Если вы действительно любите свою земную семью, вы должны сохранять бодрость духа, чтобы быть ей полезным.

Воцарилась долгая пауза. Слова Кларенсио подтолкнули меня к более здоровым размышлениям.

Пока я обдумывал важность и ценность полученного совета, мой благодетель, словно отец, который, несмотря на неусидчивость и легкомыслие своих детей, терпеливо начинает новый урок, вновь спокойно спросил, мягко улыбаясь:

— Итак, как вы себя чувствуете? Лучше?

Удовлетворённый тем, что меня простили, и подобно ученику, жаждущему знаний, я с воодушевлением ответил:

— Мне гораздо лучше, и я