Лев Толстой - Павел Валерьевич Басинский

Тот отступил: «Что касается до моего последнего письма, то Вы, вероятно, в большой степени правы. Я помню, что на следующий день после его отправки чуть было не написал другое письмо в отмену его».

Чертков понимает, что написал лишнее. Но уже не может, да и не хочет скрывать от Толстого своих чувств: «…мне постоянно хочется знать, где Вы, что Вы делаете…»

И Толстой не скрывает чувств: «Меня волнует всякое письмо Ваше». При этом он видит, что Чертков душевно нездоровый человек. «Скажу Вам мое чувство при получении Ваших писем: мне жутко, страшно – не свихнулись бы Вы».

Толстой видит сон о Черткове. «Он вдруг заплясал, сам худой, и я вижу, что он сошел с ума».

О проблемах с психическим здоровьем у Черткова вспоминал учитель детей Толстых по латыни и греческому Владимир Федорович Лазурский: «…произвел на меня впечатление человека нервнобольного. Чертков говорил, что решительно не может судить объективно о температуре воды, так как не может доверять своей чувствительности. Иногда состояние его нервов таково, что он не чувствует холода, каков бы он ни был; иногда он боится лезть в воду без всякой видимой причины».

Чертков признавался, что страдает манией преследования. Он был невероятно деятельным, но приступы активности у него постоянно сменялись безразличием. Он мог работать круглые сутки без всякой необходимости, а потом вдруг впадал в депрессию.

В 1898 году, когда Толстой с Чертковым занимались переселением русских духоборов в Канаду, Лев Николаевич написал ему:

«Вы от преувеличенной аккуратности копотливы, медлительны, потом на всё смотрите свысока, grandseigneur’ски[32], и от этого не видите многого и, кроме того, уже по физиологическим причинам, изменчивы в настроении – то горячечно-деятельны, то апатичны».

В марте 1885 года Софья Андреевна пишет мужу из Москвы в Ясную Поляну: «Получила сегодня милейшее письмо от Черткова. Просит прислать листы твоей статьи, которые он привозил, и, например, говорит: “я всегда думаю о Вас и Вашей семье, как о родных, и притом близких родных. Хорошо ли это или нет, – не знаю, – кажется, что хорошо”. Как это на него похоже!»

Но вот это «милейшее письмо»:

«Графиня, беспокою Вас одной просьбою: пожалуйста, пришлите мне по почте тетрадки с первыми литографированными листами последней статьи Льва Николаевича. Вы их найдете в шкапу за его письменным столом. Всего там около 10-ти или 12-ти тетрадок».

Чертков настолько освоился в кабинете писателя в московском доме Толстых, что объясняет его хозяйке, где что лежит.

В 1887 году Толстой попросил Софью Андреевну найти письмо от Репина. Среди писем она случайно наткнулась на письмо Черткова, в котором он превозносил свою жену Галю и жалел Толстого.

«Меня это письмо буквально взорвало», – вспоминала она.

При этом Чертков не упоминал Софью Андреевну. Он как будто писал только о Гале, о том, как он счастлив с ней: «…нет той области, в которой мы лишены обоюдного общения и единения. Не знаю, как благодарить Бога за всё то благо, какое я получаю от этого единения с женой… При этом я всегда вспоминаю тех, кто лишен возможности такого духовного общения с женами и которые, как казалось бы, гораздо, гораздо более меня заслуживают счастья».

Намек был слишком «толстым». В дневнике 1887 года Софья Андреевна справедливо пишет: «Было письмо от Черткова. Не люблю я его: не умен, хитер, односторонен и не добр. Л. Н. пристрастен к нему за его поклонение». Тремя днями позже: «Отношения с Чертковым надо прекратить. Там всё ложь и зло, а от этого подальше…»

Но почему Чертков вообще отважился в своих письмах жалеть Толстого из-за его жены? До 1887 года он бывал в доме Толстых наездами. Откуда он взял, что его учитель несчастлив в личной жизни?

Еще в марте 1884-го Толстой в письме описывал «милому другу» две страшные «картинки» дня: малолетняя проститутка, которую забрали в полицию, и голое мертвое тело прачки, скончавшейся от голода и холода. В этом послании он жаловался: «Мне стыдно писать это, стыдно жить. Дома блюдо осетрины, пятое, найдено не свежим. Разговор мой перед людьми мне близкими об этом встречается недоумением – зачем говорить, если нельзя поправить. Вот когда я молюсь: Боже мой, научи меня, как мне быть, как мне жить, чтобы жизнь моя не была мне гнусной».

В 1883–1887 годах Толстой неоднократно жаловался Черткову на одиночество в семье. Как это должен был понимать его верный идейный ученик?!

Конечно, это не давало права Черткову вмешиваться в семейные дела Толстых. Но путь ему открыл сам Толстой постоянными жалобами.

В 1885 году Чертков пишет Толстому: «Зачем Вы не попросите Вашего старшего сына помочь Вам в приведении в порядок и содержании в порядке Ваших бумаг? Это так важно, чтобы бумаги содержались в порядке кем-нибудь из Ваших домашних… Всё, что Вы пишете, для нас так дорого, так близко всему хорошему, что мы в себе сознаем, что просто содрогаешься от одной мысли, что что-нибудь из Ваших писаний может пропасть за недостатком присмотра».

В это время старший сын Толстого Сергей инспектирует свою часть самарского имения, чтобы наладить постоянный доход от него. В январе 1887 года он избирается в члены Тульского отделения Крестьянского поземельного банка, переезжает в Тулу, ездит по имениям, продаваемым через банк. Дела отца совсем не интересуют его.

Толстой остро и горько чувствовал этот недостаток внимания сыновей к своим идейным и творческим исканиям, да и просто к своей работе. Сколько раз в дневнике он жалуется на сыновей! Иногда он пишет им, каждому и всем вместе, пространные письма, пытаясь наставить на путь истинный, спасти от атеизма, эгоизма, пьянства, карточной игры. Точно он живет не вместе с ними, а где-то на необитаемом острове.

А Чертков живет одним Толстым. Даже Софья Андреевна вынуждена была это признать: «Я неправа была, думая, что лесть заставляет Черткова общаться с Львом Николаевичем. Чертков фанатично полюбил Льва Николаевича и упорно, много лет живет им, его мыслями, сочинениями и даже личностью, которую изображает в бесчисленных фотографиях. По складу ума Чертков ограниченный человек и ограничился сочинениями, мыслями и жизнью Льва Толстого… Спасибо ему и за это».

В июле 1885 года, находясь в Англии, еще не женатый Чертков в ответ на очередную жалобу Толстого на своих близких прямо советует ему бросить семью: «Вы говорите, что живете в обстановке, совершенно противной Вашей вере. Это совершенно справедливо. И потому вполне естественно, чтобы у Вас по-временам являлись планы убежать и перевернуть всю семейную обстановку. Но я не могу согласиться с тем, что это доказывает, что Вы слабы и скверны. Напротив того, сознание в себе возможности стать в случае нужды совсем независимым от окружающей обстановки, направить свою фактическую жизнь по