История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

Интересно, что в последующем, когда Чингисхан отправился в поход на запад, он оставил своему полководцу Мухали войска, большую часть которых составляли именно онгуты. Скорее всего, это означало, что основу этих войск как раз и составили племена, проживавшие в степном приграничье южнее пустыни Гоби. В любом случае переход онгутов на сторону Чингисхана не только существенно увеличил его силы, но и заметно ослабил оборону Цзинь. Мобильные монгольские войска могли теперь свободно передвигаться вдоль всей линии границы империи Цзинь со Степью и имели свободу выбора конкретного места для нападения. Причём в этой ситуации самым слабым местом всей цзиньской обороны была Маньчжурия, ответственность за которую, как известно, несли кидани.

Завоевательные походы Чингисхана в Северном Китае и Монголии (начало XIII в.)

Весной 1211 года Чингисхан начал войну против Цзинь. Серия побед его армии в полевых сражениях привела к достаточно логичному результату. Уже через год после начала войны начались восстания киданей в Маньчжурии, в результате чего эта стратегически важная территория отпала от империи Цзинь. «В 1212 году, воспользовавшись наступлением монголов, киданин Елюй Люкэ, возглавлявший мэнъянь на северной границе, восстал и объявил себя королём Ляо и перешёл на сторону монголов. Это знаменовало начало массового перехода киданей на сторону монголов и крах политики охраны северных границ силами киданей»[262]. Елюй Люгэ, потомок правящего в империи Ляо рода Елюй, стал базироваться на полуострове Ляодун в Маньчжурии. Его восстание фактически отрезало чжурчженей от их исторической родины в лесах на границах Маньчжурии и Кореи. Одновременно измена киданей, составлявших важную часть цзиньской армии, несомненно, резко ослабила её боевые возможности.

Таким образом, появление монголов стало своего рода катализатором процессов кризиса Цзинь. В частности, армии Чингисхана оказалось вполне достаточно было разорвать коммуникации между отдельными провинциями и территориями империи, особенно на её севере, где располагалось множество зависимых от Цзинь племён и идентичных им по статусу воинских объединений. В этом случае автоматически сказывалась обычная нестабильность племенного государства. Хотя Цзинь и представляла собой государство, управлявшееся на общекитайских традиционных имперских принципах, но в её структуре было слишком много составных частей, среди которых были не только покорённые китайцы, но также и признавшие под военным давлением власть чжурчженей различные тюрко- и монголоязычные племена. Естественно, что входившие в состав Цзинь племена были сразу готовы перейти на сторону более сильного претендента на власть.

В результате измены онгутов, а затем и мятежа киданей империя Цзинь уже на первом этапе войны потеряла большую часть Маньчжурии, а также степи к югу от пустыни Гоби до Великой Китайской стены. Основная масса проживавших здесь воинов из тюрко- и монголоязычных племён, скорее всего, пополнили армию Чингисхана. На его сторону начинают переходить и командиры приграничных частей, состоящих из китайцев. Кроме того, среди перебежчиков стали появляться и собственно чжурчжени, представители господствующего этноса империи Цзинь. В частности, в 1213 году на задание послали некоего «Мин-ана из народа Джурджэ, подчинившегося Чингисхану и приобретшего значение»[263].

Измена войсковых командиров Цзинь начала приобретать массовый характер и порождала недоверие к тем, кто ещё оставался лоялен империи, что только усугубляло ситуацию. Например, «когда Алтан-хан (император Цзинь) дошёл до города Джо-джиу, войско Кара-Хитая (кара-китаями на мусульманском Востоке называли киданей. — Прим. авт.), которое шло следом за ним, догнало Алтан-хана. Он приказал отобрать от них оружие, которое он перед тем им раздал. Они же спросили: «На каком основании?!» — и отказались выполнить приказ, выказав сопротивление. Тогда предводителя этого войска казнили. По этой причине войска Кара-Хитая восстали»[264]. Характерно, что в этой ситуации политического хаоса в империи Цзинь Чингисхан и его люди проявили тактическую гибкость.

В связи с тем, что монголы не имели опыта управления оседлыми территориями, все перешедшие на их сторону цзиньские перебежчики оказались предоставлены сами себе. Они должны были выражать лояльность Чингисхану, периодически участвовать на его стороне в боевых действиях против империи Цзинь, обеспечивать монгольские войска и, очевидно, выплачивать дань в денежном или товарном виде. Никаких других организационных последствий для них не следовало. Тем самым Чингисхан создал важный прецедент. Оказалось, что переход на его сторону автоматически делает того или иного командира империи Цзинь полновластным распорядителем не только собственной воинской части, но и всей контролируемой им территории с податным населением.

В частности, в распоряжении такого командира оказывались все собираемые здесь ранее в интересах Цзинь налоги. Из них он оплачивал потребности своих воинов, выполнял обязательства по отношению к Чингисхану и его государству. Во всём остальном такой командир был полностью самостоятелен. Фактически он получал своё воинское подразделение и занятые им территории в кормление, обязуясь взамен нести военную службу.

Такая перспектива выглядела очень привлекательно, особенно для киданьских и китайских командиров, которые не были связаны с Цзинь фактором принадлежности к господствующей этнической группе — чжурчженям. «Размах предательства можно оценить по количеству городов, которые в 1215 году перешли к монголам и их подручным — по сведениям «Юань-Ши», было взято городов всего 862»[265]. А так как после первых военных походов значительная часть воинов Чингисхана периодически возвращалась обратно в степи Монголии, то реальный контроль над завоёванными территориями Северного Китая осуществляли как раз многочисленные цзиньские перебежчики. «Чингисхан завоевал большинство областей Хитая и Джурджэ и затем вернулся назад. Между тем Алтан-хан был стойким врагом Чингисхана, а его эмиры и народ, колеблясь, склонялись то к одной стороне, то к другой, и так как большинство владений и областей опустели, любой эмир делался независимым государем и владетелем какого-нибудь владения»[266]. При этом Чингисхан мог быть в целом уверен в их лояльности, которая во многом опиралась на материальную выгоду, обеспеченную тем, что они оставались единственными распорядителями отдельной части некогда единого государственного бюрократического аппарата управления, построенного по традиционным китайским стандартам. Кроме того, согласно китайской традиции сам факт перехода на сторону врага воспринимался в Цзинь как тяжелейшее преступление против государства. Это закрывало большей части перебежчиков дорогу назад.

Хотя, конечно, система управления, которая сложилась на отколовшихся от Цзинь территориях, не могла полностью гарантировать лояльность местных командиров. В частности, были случаи, когда перешедшие на сторону монголов цзиньские командиры снова меняли линию фронта. Так, «один из чжурчженьских эмиров, именуемый Джан Гин, который перед этим подчинился монголам, и Чингисхан отдал ему города Ким-лин, Фан-Ши и Кук-лин, принадлежащие к владениям Джурджэ, вторично