История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

восстал, назвал себя Лиу-си-ван и возложил на себя сверх меры и предела, — Чингисхан назначил против него Мукали-гойона и послал его с войском левого крыла схватить Джан Гина и вторично завоевать те области»[267]. Тем не менее проводимая Чингисханом политика предоставления самостоятельности перебежчикам позволяла не только приобретать зачастую без боя все новые территории и союзников, но и ослаблять противника, заставляя его воевать с войсками бывших подчинённых.

В то же время это снимало с монголов проблему, что делать со всей массой воинов, перешедших на сторону Чингисхана. При Цзинь они обеспечивались из централизованно собираемых налогов. В этот период своей государственности Монгольское государство ещё не располагало необходимым административным аппаратом, который был бы способен обеспечивать сбор налогов и их последующее распределение для обеспечения потребностей армии. Поэтому Чингисхан и его люди никак не могли интегрировать в состав своего государства массы киданьских, китайских и чжурчженьских воинов из числа перебежчиков, привыкших к регулярному обеспечению за государственный счёт. В то же время монголы не могли и просто казнить перебежчиков, потому что это автоматически усилило бы уровень последующего сопротивления воинов империи Цзинь. В этом случае феноменальные военные успехи монгольской армии в Китае были бы просто невозможны. Им пришлось бы штурмовать каждый встреченный на пути город.

Наличие в Северном Китае множества возглавляемых перебежчиками самостоятельных владений не представляло угрозы монгольским интересам. Они были весьма разрозненны и не способны к какой-либо координации своих усилий. В то же время монгольская армия могла доминировать над всеми ними, в первую очередь за счёт контроля линий коммуникаций. Мобильные монгольские конные войска могли сравнительно легко и быстро изолировать любую территорию и обеспечить превосходство над местными командирами. Такая тактика и стала, скорее всего, одним из ключевых факторов поразительных по масштабам завоеваний армии Чингисхана в Северном Китае. Разрыв коммуникаций в плохо организованном, раздираемом внутренними противоречиями государстве, каковым являлась империя Цзинь, и лояльность по отношению к перебежчикам привели к тому, что после начала организованного давления на него со стороны монголов оно стало быстро распадаться на составные части.

В 1218 году Чингисхан назначил выходца из племени джалаир Мухали главнокомандующим над войсками в Китае и «вверил ему также то, что было покорено из областей Хитая и владений Джурджэ с тем, чтобы он их охранял и завоевал бы по мере возможности то, что ещё не подчинилось»[268]. Любопытно, по какому принципу была сформирована армия Мухали. Чингисхан «дал ему один туман войска из племени онгут, одну тысячу сборную, четыре тысячи из племени урут, две тысячи из племени икирас, одну тысячу мангутов, три тысячи из племени кунгират, две тысячи джалаиров, и кроме этих монголов ещё часть войск Кара-Хитая и Джурджэ, предводителем которых были Уяр-ваншай и Туган-ваншай»[269]. Во-первых, хорошо заметно, что монголы в данном отрывке ассоциируются с теми племенами, которые прошли через административную реформу Чингисхана.

Фактически монголами автор называет тех, кто входил в состав монгольской армии из числа кочевников. Во-вторых, бросается в глаза, что Мухали выделена сравнительно небольшая часть собственно монгольской армии. Кроме того, из неё можно исключить онгутов, которые просто остались на своих прежних местах около границ с Китаем, где они проживали раньше, выполняя функции защиты Цзинь от северных кочевников. Теперь их функции поменялись, они должны были в составе войск Мухали вести войну против Цзинь. Кроме того, название онгуты вполне могло использоваться в отношении всех кочевников степей южнее Гоби, которые и составили основу армии Мухали. Такой армии, очевидно, было достаточно для контроля ситуации среди перебежчиков в Северном Китае, часть из которых могла оказаться под его непосредственным контролем.

Мухали как раз и должен был обеспечивать координацию военных усилий различных формирований из числа перебежчиков против Цзинь. При этом монгольском наместнике была продолжена политика ослабления Цзинь за счёт привлечения на сторону монголов цзиньских командиров. «Важным моментом, обусловившим стремительный успех следующего похода Мухали на Шаньдун, было оставление им в ряде случаев власти на местах в руках прежних цзиньских наместников, признававших власть монголов»[270]. Именно это и позволяло Мухали, который имел сравнительно небольшие воинские силы, успешно вести войну против империи Цзинь. В результате такой политики Чингисхана и его наместника значительная часть Северного Китая стала представлять собой мозаику из владений различных бывших цзиньских военачальников, находившихся в разной степени зависимости от Монгольской империи, власть которой здесь была представлена Мухали и его войском.

В том случае, если цзиньские перебежчики оказывались нелояльны, Мухали использовал против них не только свои войска, но и части из других самостоятельных владений. Так, в 1219 году он совместно с войсками государства Дун Ся (Восточное Ся), основанного бывшим цзиньским военачальником Ваньну, воевал в Ляодуне против Елюй Люгэ. В ходе этой войны Люгэ был убит.

Характерно, что «преемником Люгэ был назначен его сын Елюй Хивесэ. В его обязанности входило командование расквартированными в Ляоси монгольскими войсками совместно с братом Чингисхана Бэлгутаем, с которым Хивесэ должен был жить в тесном единении»[271]. Здесь просматривается своеобразный промежуточный вариант в установлении власти Монгольской империи над бывшей территорией Цзинь. Вместо нелояльного владетеля назначается его сын. Одновременно на контролируемой им территории базируются монгольские войска для большей гарантии обеспечения его лояльности. Судя по приведённому примеру, именно таким образом Мухали и вёл длительную широкомасштабную войну против Цзинь, организуя по мере надобности войска, в обычное время находившиеся под командой цзиньских перебежчиков.

Заметим, что для бывших цзиньских солдат и населения в целом ничего принципиально не менялось. В этой связи очень интересна история некоего Сун Цзы-чжэня, который был автором надгробной надписи на могиле известного чиновника из числа киданей Елюй Чуцая, бывшего министром при Чингисхане и его сыне Угедее. «Сун Цзы-чжэнь решил переехать в область Дунпин (современный уезд Дунпин пров. Шаньдун) и поступил на службу к правителю завоёванной области Янь Ши, бывшему цзиньскому военачальнику, находившемуся на службе у монголов, главе военной и гражданской администрации в области Дунпин. При Янь Ши Сун Цзы-чжэнь состоял «сян-и гуань» (советником) и «ти-цзюй сюе сяо» (инспектором школ)… После смерти Янь Ши в 1240 году Сун Цзы-чжэнь был назначен «цань-и Дун-пин Лу ши» (букв. — участником обсуждения дел Лу Дунпин), то есть своего рода главным советником при правителе и «ти-цзюй тай-чан ли юе» (инспектором церемоний и обрядовой музыки в храме предков). Занимая эти должности, он строил новые храмы, основал школу. В этой школе изучали конфуцианские каноны несколько сот учеников, находившихся на казённом содержании»[272]. Упоминание о «казённом содержании» говорит о наличии бюджетной