Религия славян и её упадок (VI–XII вв.) - Генрик Ловмянский

действовали под его давлением, более того, проживая в соседстве и оставаясь в тесных контактах с Польшей, наверняка освоились и с новой религией. С их стороны не видно отсутствия доверия к свите Оттона. Они толпой окружили миссию и оказывали помощь в размещении лагеря епископа под городом. Все описание явственно свидетельствует, что решение, принятое в соответствии с правовым чувством населения, отвечало господствующим настроениям. Аналогичные настроения были распространены и в Камне, где миссию опередила прибывшая в город княгиня, жена Вартислава, тайно среди язычников исповедующая христианскую религию, и, сообщив об успехе миссии в Пыжицах, получила подобное согласие населения[674]. Так же было в Клодне (сейчас Клодково на Реге, к югу от Тшебятова), где также собрали «обильные плоды»[675], и в каком-то другом не названном городе, который, по-видимому, незадолго до этого был опустошен Кривоустым[676]. Только в Колобжеге епископ столкнулся со сдержанной позицией населения, так как значительная его часть (реnе omnes) отправилась торговать на чужие острова[677]. Однако это был не предлог уйти от решения, а опасение принятия решения по важному вопросу на вече в сокращенном составе; жители Колобжега также дали себя убедить епископу. И о последнем поморском городе Белогарде Херборд упоминал, что в нем «все добровольно обратились к Господу»[678], то есть удачное решение было единогласно принято на вече.

На западных землях, начиная от Волина, отношение к христианству было враждебным, уговоры епископа не имели успеха, только угроза войны с Кривоустым склонила к размышлениям. Волиняне поставили свое решение в зависимость от позиции Щецина как главного города племени (totius gentis principes haberentur), что соответствовало племенной вечевой процедуре, хотя у них была слабая надежда, что епископа там встретит смерть[679]. В Щецине миссия встретила особенно яростное сопротивление, не остановившееся перед использованием физической силы, в ход пошли палки и камни, миссионерская пропаганда не имела успеха; правда, деревенское население охотно слушало на ярмарках красноречивых миссионеров, но изменить религию не смело, наверняка для этого был необходим компетентный орган (вече), поэтому двухмесячные усилия миссии кончились ничем[680]. Только ультиматум Кривоустого с угрозой войны заставил подчиниться, однако правовая форма была соблюдена. Жители Щецина созвали на (общее) вече бесчисленное сельское население и после длительного обсуждения подчинились требованиям князя[681]. Это решение имело силу и для волинян. Свое вынужденное решение жители Щецина вскоре нарушили и вернулись к язычеству, однако благодаря убеждениям епископа во время его продолжительной миссии щецинские старейшины при участии общества вновь приняли решение «уверовать в Христа»[682]. Отдельная история — обращение во время второй миссии Оттона подвластной Вартиславу полабской земли ванзлов, состоящей из четырех городов — Узнама, Готькова, Вологощи и Дымина[683]. Князь Вартислав созвал в Узнаме вече племенного типа, то есть вече, состоящее из старейшин, представляющих отдельные городские территории с приглашением языческих жрецов, защищающих свои интересы. Не без нажима со стороны князя было принято единодушное решение отказаться от идолопоклонства и «дать шею под ярмо веры»[684]. Источники не упоминают об участии в этом вече народа, что еще не означает, что местное население не было в какой-то форме включено в процесс принятия решения. Поскольку позиции язычества были поколеблены во всех владениях Вартислава, население в своем большинстве не оказывало сопротивления, за исключением Вологощи, в которой недавно был возведен языческий храм и жителей которой подстрекали жрецы. Однако же в тех краях, где старую религию не ликвидировали правовым актом, идолопоклонство процветало, как это было во вкранской земле, решительно защищавшей традиционные верования[685].

Мы могли убедиться, что принятие правового акта, ликвидирующего старую религию, происходило не без принуждения, неизбежного ввиду необходимости преодоления комплекса верований и культовых форм, с успехом используемых с незапамятных времен. Однако же, оказывая давление на население, в большинстве случаев избегали сомнительных механических решений и старались склонить к законному принятию новой религии в соответствии с традицией восприятия религии как одного из элементов племенного права. Поэтому правовой акт по вопросу принятия христианства совершался в принципе при согласии трех сторон: князя, знати и общественности, принимающей изменение на вече. Это был анахронизм в государственном устройстве, тем не менее продиктованный и еще сильными традициями или элементами племенного устройства, и необходимостью уступки населению, привязанному к групповой религии.

Нет основания считать, что крещение в Польше происходило каким-то другим образом — в его правовом аспекте, хотя источники не предоставляют четких данных. В сообщении Титмара о крещении Польши заслуживает внимания замечание, что народ (membra populi) принял крещение сразу же вслед за любимым правителем[686]. Слова эти, как представляется, подтверждают согласование позиции князя и народа, а стало быть, позволяют сделать вывод, что в принятии решения участвовали все заинтересованные стороны. Подозрительным кажется только основание епископства не в столичном Гнезне, а в Познани, в чем, однако, можно видеть аналогию с перенесением болгарским Борисом мефодиевской миссии из Плиски в окрестности Переяславля и т. д. из опасения перед сильным и недоброжелательным к славянской миссии протоболгарским элементом в столице страны[687]. По-видимому, и в Гнезне епископству грозила какая-то опасность, однако не со стороны полян, поскольку трудно предположить более глубокие противоречия между ними и князем, но со стороны неполянских племенных элементов из-за границ civitas Schinesghe, то есть из прилегающих территорий, откуда знать и рыцарство массово достигали Гнезна как столицы государства, что грозило перманентной конфронтацией с новой религией, даже непосредственной опасностью для ее епископа. Этого, по-видимому, и стремился избежать Мешко 1; в то же время этого уже не нужно было опасаться Болеславу Храброму, когда он основывал в Гнезне митрополию.

Групповая религия, от которой отказались в пользу христианства, не везде имела для населения идеологическую ценность. При ненарушенном племенном устройстве религия представляла собой неотъемлемый элемент племенного права, ее защита была одновременно защитой интегральной системы. В то же время у народов, которые перешли к государственному устройству, групповая религия представляла собой реликт или один из реликтов единства, подвергшегося дезинтеграции. Отказ от этой религии на племенном уровне был возможен только под внешним давлением, в то время как на государственном уровне он мог вытекать из новых потребностей преображенного общества. Чем более развитым было государственное устройство, тем меньшую проблему представляла смена религии, а князь, который желал принять крещение, мог рассчитывать на значительную поддержку со стороны общественных факторов. С этой позиции следует взглянуть на опущенные в предыдущих рассуждениях случаи, когда христианизацию проводила не собственная, а чужая государственная власть, то есть как это было в Полабье среди