Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 - Литературно-художественный журнал

кочевье; оказалось, что кто-то там знает сэнсэя, так что нас зазвали внутрь и предложили что-то вроде жареных в масле пончиков и чая с солью – непривычный для меня напиток. Все же было страшно жаль, что кочевники не пьют кофе, но я возила с собой в рюкзаке неизменные пакетики «3 в 1», от которых всякий раз приходил в ужас сэнсэй.

Взяв верный азимут, мы тронулись дальше. Дедушкино место располагалось на высоком берегу Тес-Хема, который здесь очень заковыристо петляет, и такое чувство, что куда ни поедешь, всюду его встретишь.

Местная легенда объясняет такую извилистость следующим образом: «В древности монголы, которые жили в степи, сосватали девушку из таежной местности. Наша земля была сплошь покрыта льдом, как на севере сейчас, и было море. Так люди родом из степи пришли и взяли очень красивую дочь правителя и увезли. Но девушка родом из водных и таежных мест, пожив в степи, заскучала по родине. Тогда она отправила весть домой: «Живя в этом жарком месте, я испытываю жажду. Мне нужна вода. Мне нужен блестящий холодный лед». Чтобы отвезти сестре, ее брат навьючил лед на лошадь и скакал так стремительно, что расстояние в год преодолевал за сутки. Когда он ехал, то на песках, где сейчас стоит озеро Торе-Холь, лед растаял и через стремя его лошади упал, расколовшись на две части. Меньшая часть выпала на той стороне – монгольской; большая часть упала на этой стороне – тувинской. Поэтому озеро Торе-Хол назвали так, ибо лед упал со стремени».

Поскольку эта миссия не удалась и девушка продолжала рваться домой, то, «чтобы оставить ее, задумались и решили превратить реку Тес в озеро. Когда стали так делать, то река Тес не послушалась и устремилась в Туву. Чтобы преградить ей путь, возвели гору Хайыракан, но река не отступилась, раздвоилась и побежала дальше. Так появились горы Большой и Малый Хайыракан. Тогда задумались и, чтобы река на юг не текла, прорыли землю и пустили воду под землю, так появилось озеро Убсу-Нур. Когда поселили девушку у озера Убсу-Нур, она обрадовалась».

Дедушкино место представляло собой высокий сухой холм над рекой с трехчастным каменным останцом, похожим на спинной плавник какой-то дивной земляной рыбы.

Я спустилась к зеленовато-мутному Тес-Хему: течение здесь тащило дай бог как, да и глубина, судя по всему, была солидная.

Здесь запретов на лазанье для женщин не было, и я полезла вслед за сэнсэем на останец, чтобы привязать к кустам верблюжьей колючки, что росли прямо из камня, свою ленточку. Чтобы освободить руки, я положила на приметный камень хлебный мякиш – свое подношение, решив, что потом приищу ему подходящее место. Спустившись, я его не нашла, хотя тщательно осмотрела и камень, и все, что вокруг. Но, в конце концов, для этого места подношение и предназначалось, так что я отправилась на зов сэнсэя.

В расщелине, куда мы спустились, торчала огромная глыба белого кварца, похожая на сахарную голову, какими они были в старину. Вокруг можно было набрать сколько угодно белых кварцев для хуваанока, что я и сделала. Камешки ведь часто теряются, так что иметь на замену побольше и из разных мест – разумно. Вообще, сэнсэй рассказал, что самые хорошие камешки те, что находят в желудках подстреленных птиц.

Вообще в такие дни все идет хорошо, потому что просто не может идти плохо.

За рекой на солнце желтели песчаные дюны, усеянные черными точками колючих кустарников.

Совсем не многие до берега иного

Доплыть сумеют. Остальные суетятся

О том, чтоб здесь, на берегу своем, остаться,

Не понимая невозможности такого[46].

Однако же нужно было возвращаться. В Эрзине мы распрощались с сэнсэевой сестрой и тронулись в Самагалтай.

Дом, который нужно было очищать, случись такой где-нибудь в ближайшем Подмосковье, точно бы пошел под снос, но мерить Туву нашими мерками не годится. Хозяева очень рады были новому очагу и готовились к ремонту, который надеялись довести до какого-то этапа прежде, чем придут холода.

В Самагалтае, думаю, меня запомнили надолго как первого человека в медицинской маске. В Эрзине в минувшую волну заболевших было всего двое; тут, я думаю, не больше, но должность сэнсэева «стажера» накладывала ответственность, и я, будучи из Москвы, как и любой другой, не могла бы поручиться на все сто, что не являюсь бессимптомным носителем.

Сэнсэй объяснил мне, что такое очищение имеет свои нюансы, когда проводится в городской квартире, ведь по понятным причинам огня там не разведешь. Еще он напомнил хозяевам, что теперь четыре дня после обряда нельзя мыться (это не касалось умывания и тому подобных водных процедур, а относилось к мытью целиком) и стирать одежду, в которой были на обряде, – можно было ее поменять на другую, но не стирать.

Отдаленно на каком-то этапе это было похоже на то, как святит дом священник, разве что вместо воды был можжевеловый дым. Ну и, конечно же, фигурировало сало, водка, белая крупа и прочее. В пустых комнатах звук бубна, возвращаясь эхом, воистину был подобен грому. Очищению также подверглись двор и хозпостройки, особое внимание сэнсэй уделил входной калитке и зачем-то, ударяя в бубен, заглянул под крыльцо. Заходящее солнце по косой хлынуло в дверь, и мне искренне захотелось, чтобы по этим золотым нитям спустились сюда, к людям, которые будут здесь жить, самые добрые и благожелательные духи.

Обряд закончился на пустыре за домом, куда следовало вынести и оставить все негативное и вредное. После чего нас повели в старый дом хозяев, где до отвала накормили, как и положено. Конечно, побудь я «стажером» сэнсэя дольше, наверное, очень скоро бы не пролезла в дверь.

Уже в темноте мы тронулись назад в Кызыл, где нас встретила дочь сэнсэя. Она заявила, что это не годится и что надо показать меня врачу, потому что женщине застуживаться опасно. Я отбивалась, говоря, что уже почти в порядке, но дочь сэнсэя была неумолима, и так я снова оказалась на своей проверенной базе – в «Монгулеке». С другой стороны, я чувствовала, что для изучения хуваанока я сегодня уже не гожусь. К тому же в «Монгулеке» имелся горячий душ, и искушение было слишком велико… Решено было, что утром я сгоняю по-быстрому к врачу, а потом своим ходом вернусь в сэнсэеву деревню. Так кончился день пятый.

День шестой

Утро в «Монгулеке» я начала с каши – да-да, наконец-то это была каша! И омлет! А не баранина и не