Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество - Николай Сергеевич Чемоданов

href="ch2-405.xhtml#id244" class="a">[405]. Из региональных вариантов bis, unz, wente и др. для выражения значения «до» в литературном языке в ходе развития сохранился только bis[406]. В других случаях в целях актуальной для того времени понятийной дифференциации варианты изменяли свои функции, например siech, krank, schwach[407] перестали входить в старые оппозиции siech : gesund, krank : stark и постепенно вошли в новые – krank : gesund и schwach: stark, или же происходило функциональное разграничение, как, например, für и vor, als и wie, mögen и können[408]. Позднее оставшимися региональными вариантами охотно пользовались также в целях функционально-стилистической дифференциации или для придания выражению индивидуального оттенка подобно Ufer и Gestade, Träne и Zähre[409]. Но новые дифференциации в рамках литературного языка – и в этом заключалась основная перемена, – как правило, уже не были обусловлены регионально и, собственно, больше не носили социального характера, а касались находящегося в процессе становления национального литературного языка в целом. Они служили либо для обозначения действительно различающихся понятий, либо для того, чтобы носитель языка смог придавать языку нужную ему по ситуации особую функционально- или индивидуально-стилистическую окраску.

В эпоху, когда коренным образом менялась вся картина мира, появлялось достаточное количество новых материальных и абстрактных понятий, подлежащих языковому освоению. Исчезали слова, обозначавшие понятия, которые становились нерелевантными для современников раннебуржуазной революции. Вместо них появлялось в соответствии с потребностями много новых слов или старые наполнялись новым содержанием. Например, слово Rittergut стало употребляться в новом смысле[410], так же как guter Polizei стало употребляться в смысле «внутреннее управление»[411]. Слова wohlfahrt («экономическое процветание»), wohlhabend[412] и прежде всего stand приобрели конкретное значение[413]. Уже с конца XV века словом stand обозначались на заседаниях имперского совета члены рейха, имеющие право на участие в управлении, а в первой половине XVI века это слово стало употребляться также в области социального правопорядка вместо лат. gradus, ordo, status, оттеснив старое слово orden. Вместо подробного объяснения нового значения достаточно привести высказывание Себастиана Франка:

«Diß muselig volck der bauren, kobler, hirten etc. ist der vierd stand»

(«Этот трудовой народ крестьян, плотников, пастухов… и есть четвертое сословие»).

Также слова arbeit[414] и beruf[415] наполнялись совершенно новым содержанием в соответствии с развивающимся в рамках религиозной идеологии раннебуржуазной революции новым трудовым и профессиональным статусом городского и сельского трудящегося населения[416]. Эти слова проникали также и в другие семантические поля. Само собой разумеется, что жизненные перемены, затронувшие семью, общественные слои и группы, профессии и государство, повлияли на расширение лексического состава; к сожалению, процесс этот в его взаимозависимости еще слишком мало изучен. Так что здесь целые семантические поля, как, например, поля обозначений родства[417], определенных групп по профессиям, форм общественной жизни и проч., структурно переформировывались, исчезали и создавались вновь. Изменения коснулись также и более высоких духовных сфер. В области религиозных представлений все пришло в движение, и в ходе развития, которое сейчас трудно себе представить в полном объеме, в столкновении мнений по-новому формулировалось несчетное количество понятий, таких, как

Kirche, Glaube, Gnade, Sünde, Buße, fromm, gerecht

(«церковь», «вера», «милость», «грех», «покаяние», «благочестивый», «справедливый»).

Из многих происходивших изменений следует назвать процесс, в результате которого интеллектуальное поле постепенно начало вычленяться из религиозного и приобретать самостоятельность[418].

Вследствие того что в XVI веке немецкому языку стали доступны многие новые области знания и одновременно в рамках отдельных отраслей знания происходила кардинальная ломка представлений, возникала новая специальная лексика. Наглядным примером этого является богатое научное письменное наследие на немецком языке Парацельса[419].

Все более доступными становились различные формы существования языка. В начале XVI века, например, независимо от того, удовлетворяло это кого-то, оставляло равнодушным или ужасало, приходилось считаться с тем, что

«ein iglicher scheffel drescher odder bawer dem Adel vn Herren odder Fürsten sich mit der kleidung vergleichet… das itzet itzlicher poeffel ein puntten ermel tregt, ynn kleidung, als einen weis oder grun»

(«любой глупый молотильщик или крестьянин сравнялся в одежде с дворянством и господами или князьями… что теперь каждый плебей носит одежду с цветными рукавами, белыми или зелеными»)[420],

то есть был нарушен традиционный сословно и социально обусловленный обычай одеваться, точно так же и в языковом употреблении приходилось мириться с коренными переменами. Эльзасский францисканец Иоганн Паули имел, наверное, на то причины, когда в своей книжице шванков «Schimpf und Ernst» старомодно призывает к тому, чтобы каждый говорил соответственно своему состоянию[421]. К тому времени практика уже преодолела эти ограничения, отсюда и конкретный упрек Паули в главе 484:

«Er ist in den Rat kumen, er ist ein Zunfftmeister worden, er ret nit me sein Sprach, er nimpt sich an Schwebisch zů reden, und ist nie recht fůr das Thor kumen»

(«он вошел в [городской] совет, он стал цеховым мастером, стал говорить не на своем языке, он уже начал говорить на швабском, но никогда не знал толком правил вежливости»).

Имеется в виду «швабский язык знати», служивший в качестве языка общения на большой территории и на который ориентировался предприимчивый горожанин с юго-запада Германии, чтобы первым назвать на этом языке какое-либо новое явление. Теперь уже решающим фактором являлось не сословие, принадлежность к которому от рождения определялась волей случая, но для всех социальных слоев в возрастающей степени все решали кошелек с деньгами, возможности и деловые связи, независимо от того, кто как в разных ситуациях одевался. Теперь каждый, кто имел хоть какую-то возможность получить образование, стремился не только оторваться от своего местного диалекта, но и в первую очередь постараться овладеть литературно-языковыми формами существования образующегося немецкого национального языка, точнее, овладеть соответствующими функциональными стилями той или иной коммуникативной области.

По своему составу функциональные стили дифференцировались по мере появления в немецком языке многих новых семантических полей и функций, а также в соответствии с употреблением литературного языка более широкими слоями населения. Теперь во многих жанрах наряду с давно образовавшимися функциональными стилями художественной литературы и деловой прозы отчетливо ощущается непринужденная, часто импровизированная разговорная речь. В этот период особенно актуально то различие внутри невероятно разросшейся деловой прозы, которое В. Флайшер[422] облек в термины «функциональный стиль науки» и «функциональный стиль ненаучной деловой прозы». В первом случае подчеркивается мыслительно-речевой характер информации и передачи результатов