100 великих филологов - Борис Вадимович Соколов

доцента, а с 1924 года – профессора по отделению археологии факультета общественных наук Петроградского университета, а в 1925 году стал доцентом кафедры архивоведения и литературного источниковедения факультета языкознания и материальной культуры. Он также начал работать в Институте литературы, Институте истории искусств, где возглавлял Пушкинскую комиссию, а после реорганизации Академии наук стал научным сотрудником, а позднее – ученым секретарем в Пушкинском доме. В 1930 и 1931 годах ученый подвергался арестам по ложным доносам. Оксман участвовал в подготовке академического собрания сочинений и других изданий произведений Пушкина, он редактировал и комментировал прозу в целом ряде пушкинских изданий, и под его редакцией вышли первые два выпуска «Временника Пушкинской комиссии». «Книга о Пушкине, на которую потратил несколько лет работы, – писал Оксман 12 сентября 1932 года Л.П. Гроссману, – остается неоконченной <…> Примерно в таком же положении у меня две книги о декабристах, вчерне законченные еще в 1927–1928 г. <…> А годы идут, невыпущенные исследования гниют на корню, становятся почти чужими». В 1933 году Оксман был назначен заместителем директора Пушкинского Дома. На этой должности он возглавил подготовку Пушкинского юбилея 1937 года – столетия со дня гибели поэта. В 1933–1936 годах Оксман являлся членом президиума Ленсовета. 5 ноября 1936 года президиум Академии наук признал его работу по изданию полного собрания сочинений Пушкина неудовлетворительной, а уже в ночь с 5 на 6 ноября 1936 года ученый был арестован по ложному доносу сотрудницы Пушкинского Дома. Ему инкриминировали «попытки срыва юбилея Пушкина путем торможения работы над юбилейным собранием сочинений», а также ему вменили в вину близость к бывшему руководителю издательства Academia Л.Б. Каменеву, только что расстрелянному бывшему вождю антисталинской оппозиции. Оксман был осужден постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 15 июня 1937 года к пяти годам ИТЛ. Срок он отбывал на Колыме в Севвостлаге, работал банщиком, бондарем, сапожником, сторожем, бракером Промкомбината. 18 июня 1939 года известный писатель Вениамин Каверин обратился к главе НКВД Л.П. Берии с ходатайством за Оксмана: «Многоуважаемый Лаврентий Павлович, один из крупнейших ученых-историков нашей страны, глубокий знаток истории русского общества Юлиан Григорьевич Оксман в течение двух лет и восьми месяцев находится в трудовом исправительном лагере. Хорошо зная его с 1925 г., я могу засвидетельствовать, что никогда не слышал от него ни одного слова, которое заставило бы меня усомниться в его полной преданности Советской стране. Являясь в течение ряда лет одной из центральных фигур нашего литературоведения, руководя крупнейшими научными учреждениями, он мог иметь врагов, которые из низких личных побуждений старались его опорочить, но для всех честных работников нашей литературы он всегда был человеком советской науки. За 21 год научной и педагогической работы он подготовил большую группу талантливых молодых исследователей. Широко известна его большая работа по подготовке всенародного празднования пушкинского юбилея. Нельзя без глубокого сожаления думать, что этот ученый, который мог бы принести огромную пользу своей стране, должен бездействовать, занимаясь непосильной для него физической работой. Прошу Вас обратить внимание на это дело, судьба которого имеет бесспорное значение для развития нашей литературной науки». За Оксмана хлопотала группа ученых и писателей, в том числе В.Б. Шкловский, Ю.Н. Тынянов, М.К. Азадовский, Е.В. Тарле и К.И. Чуковский, в 1941 году вновь писали Берии об облегчении участи Оксмана: «Глубокоуважаемый Лаврентий Павлович! Мы считаем своим долгом обратить Ваше внимание на судьбу одного из выдающихся научных работников, доктора филологических наук, профессора Юлиана Григорьевича Оксмана. Ю.Г. Оксман – один из основоположников советской школы литературоведов-историков. Его многочисленные исследовательские работы в области изучения литературы и общественного движения первой половины ХIХ в. (около 350 работ) выдвинули его в первые ряды руководящих деятелей науки. Это обстоятельство побудило А.М. Горького избрать его своим ближайшим помощником в качестве заместителя директора Института литературы Академии наук СССР. С обширной эрудицией исследователя Ю.Г. Оксман соединяет и крупные организаторские способности: он возглавил ряд значительных коллективных трудов по своей специальности. В 1936 году Оксман был арестован и осужден на пять лет. Срок этот уже истек, и мы просим Вас вернуть советской науке полезного работника, предоставив ему возможность продолжать свою плодотворную деятельность». Но все письма остались без ответа, а возвращать Оксмана советской науке Берия не спешил. Из-за начавшейся войны НКВД стало добавлять сроки по надуманным объявлениям тем заключенным по политическим статьям, у которых истекал срок заключения. В 1941 году Оксман получил еще пять лет за «клевету на советский суд». В заключении Юрий Григорьевич продолжал научную работу, собирая документы и устные свидетельства о русской культуре начала XX века. Оксман был освобожден 5 ноября 1946 года и с 1947 года работал профессором на кафедре истории русской литературы Саратовского университета. С начала 1950 года его перевели в старшие преподаватели, так как ВАК отказалась выдать ему аттестат профессора. Это было связано с кампанией борьбы с «безродными космополитами». В конце 1950 года Оксман в письме литературоведу С.А. Рейсеру признался: «1950 год был для нас в Саратове очень тяжелым годом, почти без передышек (если не считать лета <…>). Никогда я не ощущал так явственно своего безнадежно тягостного академического положения, как в последние месяцы». В декабре 1953 года Оксман был назначен ассистентом, но уже в апреле 1954 года был восстановлен в должности профессора. В Саратове он читал курсы лекций «Историография и источниковедение русской литературы» и «Вопросы текстологии». В октябре 1956 года Оксман был зачислен в Институт мировой литературы имени Горького АН СССР (ИМЛИ) и два года совмещал работу там и преподавание в Саратове. В октябре 1958 года он вернулся в Москву и до 1964 года работал старшим научным сотрудником Отдела русской литературы ИМЛИ, заведовал Герценовской группой и подготовил к печати книгу «Летопись жизни и творчества В.Г. Белинского», за что в 1961 году был удостоен премии имени В.Г. Белинского. Оксман также участвовал в подготовке Полного собрания сочинений и писем И.С. Тургенева, собрания сочинений Лермонтова в четырех томах и Пушкина в 10 томах. В 1934–1936 и в 1956–1964 годах он был членом Союза писателей СССР. Одной из главных задач ученый считал «борьбу (пусть безнадежную) за изгнание из науки и литературы хотя бы наиболее гнусных из подручных палачей Ежова, Берии, Заковского, Рюмина и др.», на научных и писательских собраниях публично разоблачал доносчиков. С 1958 года Оксман начал устанавливать связи с западными славистами, включая эмигрантов, вел с ними переписку и передавал неопубликованные в СССР тексты поэтов Серебряного века – Николая Гумилева, Осипа Мандельштама, Анны Ахматовой – и свои воспоминания о них. Летом 1963 года Оксман анонимно опубликовал на Западе статью «Доносчики и предатели среди советских писателей и ученых». В августе 1963 года, после того как одно из писем за рубеж было конфисковано пограничниками, органы КГБ провели у Оксмана обыск, изъяв дневники, часть переписки и самиздат. Проверялась версия, будто он печатается за рубежом под псевдонимом Абрам Терц, который на самом деле принадлежал А.Д. Синявскому. В конце концов дело против Оксмана было прекращено, но за несанкционированные контакты с иностранцами его исключили из Союза писателей и уволили из ИМЛИ на пенсию. В 1965–1968 годах Оксман работал профессором-консультантом кафедр