Лекарь Империи 6 - Александр Лиманский

руки не дрожат, его решения взвешены. Он — тот самый надежный рабочий, на котором держится вся система. И он должен был услышать, что его главный навык по-прежнему ценят.

— Ой, как ты его по шерстке гладишь! Прямо котик, а не начальник! Мур-мур! — фыркнул у меня в голове Фырк.

Терапия сработала мгновенно. Плечи Шаповалова, до этого напряженные, заметно опустились. Он перестал буравить меня взглядом, и в его глазах появилось что-то похожее на облегчение.

— Я знаю и вижу, что ты не карьерист, — кивнул он, и это было признание в ответ на признание. Он снимал броню. — Мне и самому хочется тебе помогать. Вижу, как ты горишь работой, какие диагнозы ставишь. Тот же Бельский — я бы в жизни не подумал об Аддисоне. Поэтому я и закрываю глаза на мелкие нарушения протокола. Но… — он снова вздохнул, — немного авторитета мне добавить надо. Хотя бы для видимости.

Он не требует от меня подчинения, не пытается меня сломать. Просто просит вернуть ему лицо. И я не могу его в этом винить. Он ведь и правда руководитель в этом отделении.

— Понимаю и полностью поддерживаю, — твердо кивнул я.

Это будет выгодно обоим.

Он остается формальным лидером, а я продолжу работать с карт-бланшем и свободой действий. Конфликт был исчерпан, не успев начаться. Мы только что подписали негласный договор о разделе сфер влияния.

Сломавшийся Шаповалов был починен.

— Кстати, о Бельском, — Шаповалов достал из ящика стола папку с историей болезни, положив ее перед собой, как судья — свод законов. — Расскажи подробнее. Как ты поставил этот диагноз? И насколько сильно помог Фролову?

Щекотливый вопрос.

Скажу, что Фролов молодец, Шаповалов, который прекрасно знал Максима, просто не поверит. Нужна была золотая середина. Правда, поданная под правильным соусом.

— Фролов отлично собрал анамнез и провел первичный осмотр, — начал я дипломатично, взвешивая каждое слово. — Он нашел все ключевые симптомы. Но одну деталь — высокий калий при низком натрии интерпретировал неверно. Списал на обезвоживание после рвоты.

Нужно было подчеркнуть сильные стороны Суслика. Он действительно дотошный и внимательный. Он нашел все нужные ингредиенты, просто не знал рецепта. Моя задача была не найти, а правильно их смешать.

— Я просто обратил внимание на это биохимическое несоответствие, — продолжил я. — Плюс гиперпигментация кожи, которую он тоже заметил, плюс тяга к соленому из анамнеза. Сложил пазл.

— То есть фактически диагноз поставил ты? — с легкой ухмылкой уточнил Шаповалов, загоняя меня в угол.

Я сделал небольшую паузу.

— Скажем так… я сделал решающий вывод.

Шаповалов посмотрел на меня, потом на папку, потом снова на меня. Он откинулся на спинку кресла и шумно выдохнул, словно сбросил с плеч невидимый груз.

— Ну и хорошо! Не хватало мне второго гения в отделении, — пробормотал он с такой иронией, что я не сразу понял, о ком он. — С одним-то не знаю, что делать, а тут два будет.

Я-то думал, он считает его просто исполнительным «сусликом». А он, оказывается, наблюдает за ним гораздо внимательнее. Ищет таланты, значит. Это похвально. И, похоже, мой пример заставил его по-новому взглянуть на своих старых ординаторов.

— Максим очень перспективный врач, — искренне согласился я. — Ему просто нужно больше опыта и уверенности в себе.

— Опыта наберется. А уверенности ему ты сегодня добавил с лихвой, — усмехнулся Шаповалов. — Видел бы ты его с утра в ординаторской! Рассказывает всем про своих пациентов! Глаза горят, руками размахивает, чуть ли не проповеди читает!

Это было хорошо. Именно то, что ему нужно. Один такой случай стоит года рутинной работы. Он больше не будет бояться сложных пациентов. Он будет их искать.

— Суслик-проповедник! — хихикнул в моей голове Фырк. — И сказал великий Разумовский — да будет кортизол! И стал кортизол! И увидел он, что это хорошо!

— Фы-ырк! — строго сказал я ему в мыслях.

— Ладно молчу, — захихикал Фырк.

— Кстати! — Шаповалов хлопнул себя по лбу так, словно только что вспомнил о чем-то жизненно важном. — Чуть не забыл. Ты там что-то говорил про отделение? Что за история?

Нужно было подать это не как мой личный триумф, а как общую возможность для всей больницы. Меньше «я», больше «мы».

— Барон фон Штальберг и граф Каменский хотят профинансировать создание современного диагностического центра на базе нашей больницы, — объяснил я спокойно и по-деловому, будто речь шла о покупке нового стерилизатора, а не о проекте, способном перевернуть всю региональную медицину. — Новейшее оборудование, отдельный штат, полная финансовая автономия. Специализация — редкие и неясные случаи со всей области.

— И ты будешь руководить? — вскинул он брови. В его голосе не было зависти, только деловое любопытство.

— Если все получится — да, — сдержанно ответил я.

Шаповалов присвистнул. Тихо, но очень выразительно.

Хороший знак. Он оценивал масштаб. Видел потенциал, а не угрозу своей власти. Значит, он мыслил как руководитель. Не как мелкий царек, боящийся за свой трон.

— Масштабно, — протянул он. — А Кобрук в курсе?

— Пока нет. Мне как раз нужна встреча с ней. Без одобрения главврача ничего не выйдет.

Шаповалов был отличным полевым командиром.

Но Кобрук — это наш генштаб и служба внешней разведки в одном лице. Без ее одобрения проект утонет в бюрократии еще до закладки первого камня. Мне нужен ее щит, чтобы спокойно работать мечом.

— Встречу могу организовать, — легко кивнул Шаповалов, как будто речь шла о пустяке. — Завтра, когда она будет у себя после совещания. Устроит?

— Вполне. Спасибо, Игорь Степанович, — я намеренно вернулся к официальному обращению, восстанавливая привычную иерархию. Момент откровений прошел, началась работа.

— Не за что, — он усмехнулся. — Если это отделение появится, нашей хирургии тоже кое-что перепадет. И оборудование, и статус, и сложные случаи для моих хомяков.

Идеально. Он поможет, а это главное в этой ситуации. И уже даже хомяков придумал куда пристроить. Быстро схватывает.

Я вышел из кабинета Шаповалова, чувствуя себя так, словно только что провел сложную многочасовую операцию. Административные баталии выматывали порой сильнее, чем борьба за жизнь на операционном столе.

Направился в реанимацию — нужно было проверить Яну. Ее случай, в отличие от триумфа с Бельским, оставался глухой, нерешенной проблемой.

В реанимационном блоке царила своя, особая атмосфера. Приглушенный свет, чтобы не беспокоить