Гюстав Курбе - Герстл Мак

Гюстава Матье и художника Поля Жозефа Шенавара. В Салоне он был представлен тремя полотнами, уже показанными на персональной выставке 1867 года: «Полуденный отдых», «Аллали» и «Горы в Ду». Вскоре по приезде в Париж его постигла еще одна финансовая неудача. «Со мной случилось ужасное несчастье, — сообщил он Кастаньяри 5 июля. — Г-н Деларош [по-видимому, торговец картинами] только что обанкротился, и я снова обречен на нищету. Он был должен мне 25 000 [франков] за мои двадцать пять трувильских марин да еще 5000 я ссудил ему наличными. Седьмого в час дня я должен давать показания в Торговой палате. Я получу лишь один-два процента… Мне действительно не везет»[338].

В середине августа Курбе отправился в Этрета, где застал художника Нарсиса Диаза и его сына Эжена, которые часто купались с Курбе в море. Однажды молодой человек заплыл слишком далеко и чуть не утонул, но Курбе, отличный пловец, спас его и доставил на берег. «Последние двадцать пять дней я провел в Этрета, — писал художник Кастаньяри 6 сентября. — Если бы мне удалось Вас повидать до отъезда [из Парижа], я попытался бы увезти Вас с собой. Место здесь очаровательное. У Вас еще есть время провести тут недельку. Погода жаркая, купание великолепное. Я уже написал девять марин, которые нахожу удовлетворительными. Завтра начну марину в метр шестьдесят длиной для выставки [Салон 1870 года]. Я никогда не выставлял марин такого рода»[339]. Среди этих марин были «Утесы Этрета» и «Грозовое море», известное также как «Волна». До отъезда из Этрета он продал пять из этих вещей на общую сумму в четыре с половиной тысячи франков.

Почти одновременно до него дошли хорошие вести из двух разных мест. На Всемирной выставке в Брюсселе его картинам присудили первую золотую медаль, а в Мюнхене, куда он послал на выставку «Женщину с попугаем», «Дробильщиков камня», «Аллали» и «Скалу Ораге», молодой король Людвиг II (тогда еще находившийся в здравом уме) наградил его крестом ордена Заслуг св. Михаила. Хотя в принципе Курбе был против государственных орденов и наград, эти он принял с благодарностью по причинам, изложенным в вышецитированном письме к Кастаньяри: «Положение спасено! По ходатайству художников Мюнхена и наградной комиссии я только что произведен королем Баварии в кавалеры ордена Заслуг св. Михаила I степени. На выставке в Брюсселе, организованной по такому же принципу, то есть когда художники сами выбирают жюри, а жюри выносит свои решения без вмешательства правительства, мне только что присуждена медаль… единогласно. Это доказывает всю ложность регламентации искусства, проводимой французскими властями. Вот, наконец, две награды, которые я могу принять, потому что они присуждены по доброй воле нашими соперниками. Более того, эта [баварская] награда (если вообще награды допустимы) более логична, чем крест [Почетного] легиона: она называется Крест ордена Заслуг… Эти события имеют чрезвычайно важное значение, потому что немцы и бельгийцы испытывают непреодолимое желание следовать моей [школе] живописи и выставка в Мюнхене устроена, помимо прочих причин, еще и поэтому. Там искренне хотят покончить со старыми методами… За двадцать лет, что я выставляюсь в Бельгии, я всегда делал это за собственный счет, терпя убытки по милости французского правительства (из-за него бельгийское тоже осторожничало). Только независимые художники восстали против его злой воли и влияния… Если не можете приехать в Этрета, едемте со мной в Мюнхен. Я уеду отсюда числа двадцатого — двадцать пятого, чтобы поспеть на торжества, которые начнутся первого октября. Постарайтесь приехать, нас ждет триумфальный прием… Ручаюсь, мы от души посмеемся. Такой случай нельзя упускать. Если сможете, придайте этим новостям надлежащую огласку; все, кто получил официальные награды, просто подохнут»[340].

Кастаньяри не смог его сопровождать, и Курбе один уехал в Мюнхен, где пробыл примерно полтора месяца. Баварские художники осыпали его знаками внимания, в честь него устраивались празднества, а Людвиг II, восторженный поклонник Рихарда Вагнера, предложил Курбе написать на стене королевской спальни сцену из «Лоэнгрина», но художнику пришлось отклонить это предложение.

Одним из эпизодов, доставившим Курбе наибольшее удовольствие, явилось состязание любителей пива: в первый день в нем участвовало шестьдесят человек, на второй их осталось пятнадцать, на третий — десять, а к концу четвертого Курбе был объявлен победителем в соревновании с двумя последними соперниками. Но он еще находил время для работы и с поразительной быстротой скопировал автопортрет Рембрандта, «Малле Баббе» Франса Хальса и портрет кисти Веласкеса.

Технические возможности Курбе поражали баварских художников. По просьбе нескольких членов Баварской академии, включая ее директора Вильгельма фон Каульбаха, он продемонстрировал свое мастерство, написал мастихином за пару часов лесной пейзаж в окрестностях Мюнхена. Несколько дней спустя он выразил желание написать обнаженную фигуру. Каульбах позвал свою служанку, которая часто позировала хозяину, и Курбе за несколько часов написал «Даму из Мюнхена». Белокурая, пышнотелая натурщица, изображенная со спины, лежит на постели перед окном, за которым виден осенний пейзаж; из-под смятой простыни выглядывает полосатый матрас; слева на стуле спит собачка. Перед самым отъездом из Мюнхена Курбе в ответ на просьбу своих баварских последователей оставить им сувенир, выражающий его характер, быстро изобразил трубку (он редко выпускал ее из рук) и внизу подписал свой девиз: «Курбе. Без идеалов и без религии». Говорят, иногда он использовал ту же фразу с двумя скрещенными трубками над ней как личный герб для писчей бумаги[341].

В Орнан Курбе возвращался через Швейцарию, где задержался на время, которого ему хватило на полдюжины картин, в том числе «Вид Интерлакена». Из этого города он 20 ноября сообщал Кастаньяри: «Две недели назад я покинул Мюнхен… В Германии почти ничего не знают о хорошей живописи, здесь все заняты негативными элементами искусства. Главная забота здесь — перспектива, о ней спорят целыми днями. А еще тут придают особое значение точности исторических костюмов. Здешние художники очень увлечены исторической тематикой, и каждая стена в Мюнхене покрыта, словно обоями, фресками с массой красных, синих, зеленых, желтых, розовых мантий… Что до скульптуры, то это что-то невероятное. В городе легко можно насчитать тысячи три статуй. И все они выглядят одинаково. Я предложил простую штуку. Если головы сделать на винтах, их можно будет менять каждые две недели, и тогда будет достаточно десятка изваяний… Завтра уезжаю в Орнан»[342]. Либо по пути в Орнан, либо вскоре по приезде он навестил Шарля и Лидию Жоликлеров в Понтарлье, где написал портрет их трехлетней дочери Анриетты и портрет г-жи Софи Луазо — друга семьи Жоликлеров.

Год закончился для Курбе печально: в начале декабря он