«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

– Скажите, доктор, откровенно – умру ли я? Не скрывайте.

И он жал руку доктора, который утешал его, говоря, что рана может быть опасна, но не смертельна. Молодой человек оживился и продолжал говорить, несмотря на запрещенье:

– Был на трех вылазках и оставался цел, а теперь – Боже мой, Боже мой!.. А дома-то будут ждать письма. Скверно умирать; лучше бы еще пожить да еще побить французов и англичан. Драться еще ничего, увлекательно, а страдать – так не дай Бог.

– Пройдет, пройдет, авось, скоро, слушайтесь только во всем врача. Бог даст, через месяц, через два опять пойдете в вылазку – вы еще молоды.

– Ах, хорошо бы, доктор!.. Я им припомню эту пулю.

Наступила ночь; под свистом ядер и ракет перевязывал доктор приносимых раненых, число которых сильно прибывало; некоторые из них, за неимением места в хате, лежали во дворе. Группы солдат, почерневших от дыма и пыли, везде кровь, стоны и лежащие без движения раненые – все это при свете фонарей и блистании ракет и бомб составляло мрачную и грустную картину.

Когда я возвратился в хату, гостей уже не было. Лампада едва теплилась: мне хотелось заснуть, но сон был далек – сцены перевязочного пункта не давали мне спать. Близкие выстрелы потрясали хату; один осколок бомбы врезался в черепичную крышу, и с треском и громом посыпалась черепица. Крестясь, вскочила хозяйка, прислушалась и, читая тихонько молитву, опять завернулась в одеяло. Природа взяла, однако, свое – под утро и я заснул и проснулся, когда В., сменившийся с дежурства, растолкал меня, чтобы идти вместе домой. Слава Богу, благополучно прошли первые сутки на Малаховом кургане; мы пробыли на нем только 24 часа и 24 раза, если не больше, видели и чувствовали себя на волос от смерти.

(Морской сборник, 1856, № 6, с. 76–92)

Приказ по Севастопольскому порту

12 апреля 1855 г.

Подвига нельзя требовать в приказном порядке. Чтобы воодушевлять подчиненных на подвиги, командир должен демонстрировать им величие собственной души, увлекать их примером нравственного превосходства. Только тогда можно ожидать службы не за страх, а за совесть. В приведенном приказе проявились все величие и благородство Павла Степановича Нахимова, которые заставляли окружающих считать его поистине душой обороны Севастополя. Надо заметить, что привычка благодарить подчиненных за полученные отличия была характерной чертой очень многих русских адмиралов.

Геройская защита Севастополя, в которой семья моряков принимает такое славное участие, была поводом беспримерной милости Монарха ко мне, как старшему в ней. Высочайшим приказом я произведен в адмиралы. Завидная участь иметь под своим начальством подчиненных, украшающего начальника своими доблестями, – выпала на меня.

Я надеюсь, что гг. адмиралы, капитаны и офицеры дозволят мне здесь выразить искренность моей признательности сознанием, что геройски отстаивая драгоценный для Государя и России Севастополь, они доставили мне милость незаслуженную.

Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного вам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию, мы сдружились давно; – я горжусь вами с детства. Отстоим Севастополь, и если Богу и Императору будет угодно, вы доставите мне случай носить мой флаг на грот-брам-стеньге с тою же честью, с какой я носил его, благодаря вам, и под другими клотиками; – Вы оправдаете доверие и заботы о вас государя и генерал-адмирала и убедите врагов православия, что на бастионах Севастополя мы не забыли морского дела, а только укрепили одушевление и дисциплину, всегда украшавшие черноморских моряков.

Прошу всех частных начальников приказ сей прочесть при собрании своих команд.

Исправляющий должность командира Севастопольского порта Адмирал Нахимов

(Морской сборник, 1855, № 6, с. CXLI–CXLII)

Извлечение из писем мичмана Фесуна, служащего на фрегате «Аврора»

Героическая оборона горсткой русских моряков Петропавловска-Камчатского представляет собой одну из самых ярких страниц Восточной войны, которой по праву может гордиться флот. Подавляющее количественное и техническое превосходство неприятелей разбилось о стойкость, хладнокровие и горячий патриотизм русских людей.

Достигнув Петропавловска, мы официально узнали о войне с Англией и Францией, и что порты Тихого океана объявлены в блокаде, а следовательно, надо быть во всегдашней готовности встретить врага. Фрегат наш стоял поперек входа в малую бухту, имея позади себя транспорт «Двина» под командой капитана 2 ранга Васильева. На фрегате остался капитан и старший офицер. Лейтенант Федоровский командовал нижней батареей, в помощь ему был назначен я; лейтенант Пилкин был командиром верхней батареи. Кроме этого на берегу были образованы две стрелковые партии и пожарная, а на фрегате в готовности к действию четыре партии. Командирами их назначены: 1-й – мичман Фесун, 2-й – лейтенант Анкудинов, 3-й – лейтенант Пилкин, 4-й – лейтенант Скандраков. Офицеры и гардемарины наши были расписаны по батареям.

Приготовившись таким образом, ждали мы недолго. 17 августа [1854 г.] с дальнего маяка был сделан сигнал «в море видно эскадру военных судов»; потом сигналом же показано, что их шесть. Тотчас же в городе ударили тревогу, мы собрались на фрегат, а губернатор со штабом отправился на сигнальный мыс, на передовой пост. Команда на фрегате стала по орудиям, священник, отслужив молебен, окропил фрегат святой водой, а капитан, обойдя по батареям, напомнил слова генерал-адмирала[187]. Укрепившись таким образом душевно, мы с совершенным спокойствием ожидали, что будет.

В половине пятого часа увидели входящий в губу трехмачтовый пароход. И что же: американский флаг! Двигаясь малым ходом, на пароходе бросали лот, но лишь только от порта отделилась для опроса шлюпка, как он, поворотив назад, соединился с ожидавшей его эскадрой. Мы удивлялись, что господа англичане, идя бомбардировать маленький Петропавловский порт, решились на подлог флага!

Августа 18-го с утра неприятельская эскадра маневрировала для входа в губу, а в начале 5-го часа пополудни вошла в нее. Войдя в губу, эскадра приблизилась на пушечный выстрел, и потому с батареи на перешейке командовавший ей лейтенант князь Александр Максутов открыл огонь, сигнальная батарея, батарея № 2 и батарея Красного Яра сделали то же; неприятель, продолжая идти вперед, отвечал несколькими выстрелами. Перестрелка продолжалась несколько минут, потом неприятель, прекратив огонь, вышел из-под выстрелов и бросил якорь ближе к Тарьинской губе. Пароход не обошелся без повреждений. Став на якорь, эскадра спустила гребные суда и в этот день более никакого движения не предпринимала.

Августа 19-го в 6 часов утра три шлюпки делали промер, не подходя на пушечный выстрел. В 7 часов