На золотом крыльце — 3 - Евгений Адгурович Капба

было. Тиль Бернес пел ее на какой-то передаче, там кого-то с днем рожденья поздравляли… «Я играю на гармошке всем прохожим на беду…» Или не так? Ну, в общем там что-то, кажется, про Ингрию. " И неясно прохожим в этот день непогожий…" А что?

— Заело, — пожал плечами я. — На языке вертится, а что, откуда… Так, говоришь. Тиль Бернес пел?

— Точно — он, — кивнул Вяземский. — Кстати — поздравляю. Ты в высшей лиге. Для голодранца, который полгода назад ключи сантехнику подавал — отличный результат.

Оно всегда так — если что-то хочется сказать не кстати, то говоришь слово «кстати» — и как будто так и надо.

— Он не сантехник, — на моем лице появилась досадливая гримаса. — Он столяр. Ты поэтому ко мне сел?

— Поэтому, — снова кивнул Афанасий. — Я хочу чтоб ты знал — наш клан готов принять тебя на очень выгодных условиях. Тебе понравится. Что ты там хотел — квартиру в Ингрии? Вообще без проблем, организуем тебе дом на Крестовском острове.

— Не-а, — откликнулся я, быстро дожевал, допил компот и проговорил: — Приятного аппетита. Предложение лестное, правда, и против вашего клана я ничего не имею. Просто — я сам по себе.

— Предложение в силе до конца учебы, — взмахнул вилкой Вяземский. — Моей учебы. Учти — такой шанс один раз в жизни выпадает.

— Ага, — кивнул я и пошел относить грязную посуду.

Что-то мне подсказывало — про «один раз в жизни» он здорово покривил душой.

Глава 22

Котик

Интерлюдия

— Однако! — сказал Пепеляев, разглядывая сидящего на переднем пассажирском сидении «Урсы» царевича. — Тут волей-неволей по-кхазадски здороваться начнешь, ваше высочество!

— И вам хуеморген, Георгий Серафимович, — взмахнул рукой Федор Иоаннович. — Я спросить хотел: как там мой пацан?

— Ваш пацан? — сделал максимально удивленное лицо водитель.

— Да ладно вам паясничать, — царевич неодобрительно глянул на собеседника. — Трогайте уже. Я с вами до Дна проедусь.

Пепеляев пождал плечами, запустил мотор мощного внедорожника, положил руки на руль и выехал с парковки.

— Там, в моем мире… — заговорил он задумчиво. — Именно на станции Дно нашего последнего Государя-Императора принудили отречься от престола. Очень спорное историческое событие, многие о него копья ломали. Тем паче, отрекся он в пользу своего сына и брата. А монархия по итогу — рухнула. Символичное место, в общем.

— И что потом? Это же примерно соответствует нашему Восстанию Пустоцветов, верно? Но магии у вас нет… Так что — свергли такого нехорошего государя и зажили счастливо? Свобода, равенство и братство? — заинтересовался Федор. А потом сам и ответил: — По моему опыту, обычно, в таких случаях получается стыдоба, варварство и бл… Хм! Это Бабай сказал, да? Вот уж воистину: с кем поведешься…

Дракон молча вел машину, аккуратно перестраиваясь в потоке электрокаров, обозначая передвижения поворотными огнями и благодаря других вежливых водителей миганием аварийки. Впереди загорелся желтый сигнал светофора, и, повинуясь движениям педантичного шофера, «Урса» остановилась. Цесаревич даже бровь поднял:

— А как же «проскочим»? — спросил он. — Желтый свет секунды три мигает, успели бы.

— Хотел бы «проскочить» — своим ходом полетел бы, — невозмутимо ответил Георгий Серафимович. — Я когда за рулем еду — предоставлен сам себе, могу о своем подумать. В моей жизни это — большая редкость. У меня тут конец семестра на носу, вообще дурдом начнется. Понимаете?

— Прекрасно понимаю. Я в лабораторию так сбегаю, хоть на час в день… — проговорил царевич.

— Вивисекцией промышляете? Ну-ну… — хмыкнул Пепеляев.

Машина уже ехала по Киевскому шоссе,

— Так что там пацан? — снова спросил Федор Иоаннович.

— А почему он блондин, а не рыжий? — в машине, где за рулем сидели такие разные и одновременно такие похожие рыжие бородачи это прозвучало комично.

— Так было задумано, — ухмыльнулся цесаревич, довольный, что дракон перестал запираться. — Ничего — борода полезет — рыжее некуда. Да и волосы к исходному цвету вернуть — дело пятнадцати секунд. Вообще-то мы все лет до десяти — блондинчики, знаете?

— Нет, не знаю. Я-то рыжим родился, — откликнулся Пепеляев. — А пацан… Хороший пацан. Упрямый и искренний. За товарищей стоит, девчонку свою любит, опять же — настроен на созидательный труд. Правда какой-то сильно ушлый! С Бабаем моментально спелся по этому поводу. Материалисты они и… И идеалисты — в одном флаконе. Заело его, что шпиль Адмиралтейства в Неве мокнет, однако! Он его на место и поставил.

— Страшное дело! — разулыбался Федор Иоаннович. — У него резерв маны — сумасшедший. Весь в деда. Жаль только не…

— Точно? — спросил Георгий Серафимович.

— Что вы имеете в виду? — прищурился царевич.

— Однако, матушка ваша тоже — телекинетик не из последних, верно? И видел я давеча, как один царевич то дверку откроет на расстоянии пяти метров, то стакан в ладонь притянет, машинально, не задумываясь… У меня шесть глаз, ваше высочество. Я многое вижу.

— Да! — рявкнул царевич Федор. — Оттуда и ноги растут! Дал Бог сына — всем хорош, но никак не инициировался, хотя мы уже и так, и эдак… К Бабаю только отправить не собрались! Но, на счастье, полыхнул — так и там бабкино наследство возобладало! За что мне это, а?

— СЕРЬЕЗНО⁈ — от голоса дракона задребезжали все незакрепленные предметы в салоне электрокара, а сама «Урса», повинуясь движениями водителя, свернула на обочину. — «ЗА ЧТО⁈» ФЕДОР ИВАНОВИЧ, ЭТО ВАШ СЫН!

Внезапно царевич расхохотался, смеялся долго, а потом вытер капельки слез, выступившие в уголках глаз:

— Нет, не будем мы тебя убивать, Пепеляев, — перешел на «ты» его высочество. — И если кто-то еще раз такую мысль выскажет — я его сдам тебе. Сам будешь разбираться. Хочешь — сожри, хочешь — зажарь…

— … лучше вожатым, к семиклассникам, на пару заездов. В лагерь! — откликнулся Георгий Серафимович. Машина снова начала набирать ход. — А что — были мысли?‥

— О, еще какие. Слишком ты неопределенная величина, слишком себе на уме и слишком рыцарь без страха и упрека. Но знаешь, я думаю — России повезло с драконом. Должен же кто-то в чувство власть предержащих приводит? — хлопнул себя по колену Федор Иоаннович. —