Женщины Гоголя и его искушения - Максим Валерьевич Акимов

найти спутницу жизни возникало-таки, но всё же у отношений Жуковского и молоденькой фрейлины будущего быть не могло. Пожалуй, жаль, ведь Василий Андреевич, как выяснилось чуть позже, семью всё-таки создал, женившись на дочери художника (она уже встречалась нам, когда мы ранее рассматривали соответствующий период хронологии).

Примечательно, что отказ донны Соль не повредил человеческим отношениям Ласточки и Василька (прозвище, которое дала поэту Черноокая). Просто было недоразумение, которое потом и забылось вовсе.

Время, однако, шло, возраст девицы на выданье проходит быстро, Александре Осиповне пора было искать партию, оставив прежние мечты и претензии на исключительность чувствований. Но «любить было совершенно некого», – жаловалась она в письме Пушкину.

Да, такой вот казус – столько поклонников вилось вокруг, а того, единственного не встретилось. Столько любви, а вся без взаимности. Старой девой наша Ласточка остаться всё же не могла, слишком уж была хороша, и замуж-то, конечно, вышла. Однако без влюблённости и без иллюзий – по расчёту и с грустью на дне души.

Замужество это было устроено волей императрицы и при посредничестве Екатерины Андреевны Карамзиной. Спутником Черноокой стал Николай Михайлович Смирнов, весьма достойный молодой человек, начавший строить блестящую карьеру, имевший к тому же богатую подмосковную усадьбу Спасское.

Сама Черноокая бесприданницей тоже не являлась (хотя и оказалась лишена наследства), ей причитались дары от царствующего дома – выходившим замуж фрейлинам жаловали солидное денежное пособие.

Смирнов был человеком неглупым, милым, снисходительным, у него была масса достоинств, но была беда всей его жизни – спутница так никогда и не полюбила его, а временами даже смотреть спокойно не могла, испытывала отвращение.

Так случается, и, к сожалению, нередко, но происходит не оттого, что человек, доставшийся тебе, как-то по-особенному плох, а лишь оттого, что это не твой человек.

Смирнов был знаком почти со всеми завсегдатаями салонов Зимнего дворца, приятельствовал и с Пушкиным, который говорил о нём в слегка насмешливой манере, называя красноглазым кроликом и не пророча Черноокой Ласточке большого счастья.

Так его и не было, счастья того. В своих воспоминаниях Александра Осиповна пишет о муже так досадливо, так раздражённо, что жаль делается обоих супругов, не сумевших сойтись характерами и привычками.

Жизнь сурова, а судьба отчего-то любит делать пошлости.

Но так или иначе, а наша героиня всё же стала замужней дамой, родились дети, всё пошло как полагается, но молодость донны Соль, имевшей наследственность южных темпераментов, не спешила проиграть себя слишком скоро. Увлечения молодой, всё ещё притягательной дамы продолжались, и теперь с новой силой и с новой страстностью. О романах мадам Смирновой немало судачили, поскольку поводы были прекрасные.

Когда Черноокой Ласточке наскучил Петербург, она принялась путешествовать по Европе, сначала в компании мужа, а потом и всё чаще – отдельно от него. В 1830-х гг. она несколько раз выезжала за границу на лечение, жила в Берлине, в Карлсбаде, в Мариенбаде, в Бадене и, конечно же, в Париже. В Европе, как утверждали злые языки, у Черноокой было несколько романов. Впрочем, не одни лишь голоса завистников могут служить источником сведений об увлечениях мадам Смирновой в Европе, ведь в её собственноручных воспоминаниях даются некоторые намёки, а то и открытые признания. Особенно страстным стал её роман с Н.Д. Киселёвым.

Бурная личная жизнь не создавала препятствий для придворной карьеры Александры Осиповны и даже её браку не слишком мешала, ведь донна Соль являлась искусной и опытной дамой, каких называют обычно светскими львицами. Однако сердце прекрасной донны Соль оставалось свободным, в нём было много места для чувства и много было страстей, но в том-то и дело, что все чувства и страсти были во множественном числе, ведь так и не отыскивалось того, единственного.

Жизнь продолжалась, богатая, яркая, шикарная жизнь знатной дамы, которая многое может себе позволить. Омрачали же эту внешне блестящую жизнь горести, что норовят подстеречь каждую женщину, – болезни, тревоги, неудовлетворённость собой и своей участью, а ещё смерть дочери, маленькой, беззащитной крошки. Александра Осиповна тяжело переживала эту утрату, страдая тяжёлой депрессией, доходившей порой до расстройства духа.

Впрочем, и в горе и в радости донна Соль не изменяла себе, оставаясь во всякий час и донной Перец. Она была заносчива, резка, категорична, порой нетерпима, услышать от неё дерзость было нетрудно, не зря ведь Жуковский прозвал её дьяволёнком. Но несмотря на весь светский кураж донны Соль, несмотря на показную «броскую обёртку», Александра Осиповна имела в душе и довольно доброты, а то и благородства, она была отзывчива, тонка, остро переживала зрелище несправедливости. Она рискнула даже вступиться за своего дядюшку – декабриста Н.И. Лорера, который с тех пор был обязан ей послаблениями обрушившегося на него наказания. Это было в те времена, когда многие предпочитали не напоминать о родстве с «политзаключенными», но Александра Осиповна просила государя о милости и добилась желаемого.

Прекрасной темой для биографов и литературоведов стало деятельное участие Александры Осиповны и в судьбе литераторов той эпохи, точнее сказать, в судьбе их творений, которые необходимо было проводить через цензуру, будто через кордон приграничной стражи.

В душе донны Соль существовала уйма противоречий, масса сложных казусов, но яркость её блестела не стекляшкой, нет, это был драгоценный камень в короне имперской аристократии, а все пороки и достоинства, что были характеристиками той аристократии, той эпохи, того общества с его моралью, отражались в этом кристалле и проявляли себя в нём, как в одной капле могут проявиться свойства огромного водоёма.

* * *

История отношений Николая Васильевича с Александрой Осиповной началась, конечно же, в том салоне Зимнего дворца, где юная, но прекрасно образованная фрейлина принимала гостей. Узнав о литературной новинке, о тех ярких повестях, с которыми вышел к публике молодой Гоголь, Черноокая Ласточка сама настояла, чтобы этот застенчивый провинциал пришёл к ней. Жуковскому было поручено доставить белокурого малоросса под очи донны Соль, чего Василий Андреевич, не без труда, но сделал.

Гоголь, робея и тушуясь, вошёл в салон, но затем раскрыл тетрадь и начал читать. В тот самый момент он попал в свою стихию и был Гоголем. Ну а Черноокая насмешница сразу же дала ему два прозвища – Хохол и Гоголёк, введя в круг особ, которым выпадала честь получить от неё насмешливые прозвания. Это в самом деле была честь безо всяких кавычек.

Черноокая сразу же отметила Гоголя как новую звезду в литературе, но чтобы увидеть в нём обаяние родственной души, разглядеть в нём нечто особенное, Ласточке было ещё далеко, очень далеко. Гоголь, являвшийся ей почти ровесником, то есть оставаясь тогда ещё отчаянно молодым, был к тому же отчаянно беден, незнатен, негалантен, короче говоря, вперёд него