Женщины Гоголя и его искушения - Максим Валерьевич Акимов

Однако с той приснопамятной поры, когда Гоголь ступил на порог Зимнего дворца, пути Николая Васильевича и Александры Осиповны пересекались довольно нередко, то в России, то за границей. Помните, наверное, Смирнова уже встречалась нам и в Париже, и в Бадене. С Гоголем она приятельствовала, Гоголю она помогала, Гоголем она зачитывалась, но человеческой близости не было, по крайней мере до поры. Слишком уж разными людьми были эти двое. Однако настал момент, когда именно эта разность умудрилась сыграть любопытную роль, сумев сблизить их и дать им необычайное задание.

История отношений Гоголя и Смирновой развивалась медленно и плавно, к тому же протекала на глазах многих наблюдателей. Нам очень повезло, что история эта к настоящему моменту подробно исследована гоголеведами и, насколько я понимаю, кардинальных разногласий по поводу этой биографической страницы у серьёзных учёных нет. Споры могут возникать по поводу того влияния, которое оказала Смирнова на Гоголя-художника и Гоголя-человека, но сам по себе характер их отношений имеет свою определённость. Это был классический куртуазный роман в духе Средневековья, разве что осложнённый удивительными особенностями гоголевского донкихотства и необычайностью характера его прекрасной дамы. Впрочем, здесь-то и начинается всё самое интересное.

Если обрисовать этот куртуазный роман в двух словах, то будет вот что. Отношения эти возникли между двумя уникальными людьми, каждый из которых хотел добиться чего-то более высокого и необычного, чем роман привычных страстей. В жизни Александры Осиповны этих страстей было достаточно, и потому они могли и поднадоесть, Гоголь же бежал от них как мог, хотя теперь, пожалуй, и не столь успешно, как ему самому хотелось бы.

В лице Смирновой Гоголь хотел заполучить в своё распоряжение раскаявшуюся Магдалину, блудницу, обращённую им, Гоголем, в чистоту истинной веры и праведной жизни. И даже более того, Гоголь замыслил стать новым Пигмалионом, жаждал создать из красивой статуи живой идеал женщины, в которой будет заключено нравственное совершенство. Весь гениальный пафос гоголевской натуры был обращён в эту мечту, Гоголь изо всех сил в неё верил, порою в ущерб рассудку. Любовь частенько бывает безрассудна, даже любовь столь странная.

Гоголь, однако, недооценил свою Галатею, поскольку всё говорит о том, что она с самого начала являлась вовсе не статуей. Эта женщина была до удивительного умна. У Александры Осиповны не сразу, но мало-помалу возникла своя непростая цель в отношениях с Гоголем. Смирнова захотела добиться той трудной задачи, которая, как думалось Смирновой, ни одной из женщин ещё не удавалась, задачей этой было увидеть влюблённого Гоголя, и влюблённого в неё, влюблённого страстно, потерявшего голову.

У Александры Осиповны был тонкий вкус, она нисколько не была пошлой и потому, скорее всего, не планировала и не задумывала навязать Гоголю обычную интрижку, обычный адюльтер, нет, Смирновой хотелось добиться нечто большего, она хотела покорить Гоголя по-настоящему, победить его на том поле, где он сам был генералом, во всяком случае считал себя таковым. Александра Осиповна желала покорить тайную страну, хотела воцариться в тонкой сфере его чувствований. Смирнова к моменту знакомства с Гоголем имела в своём активе множество трофеев в виде покорённых мужских сердец, но в этом случае она хотела покорить не само лишь сердце, а душу того странного для многих, местами забавного, местами ужасного и демонического, но никем не покорённого ещё, никем не взятого в плен сумрачного гения.

Александра Осиповна вела свою игру очень тонко. Она охотно согласилась взять на себя те роли, в которых её хотел видеть Гоголь. Александра Осиповна приняла духовное покровительство Гоголя, его всё более пафосное наставничество, она выслушивала его поучения, она была духовное дитя гоголевской проповеди. Николай Васильевич безмерно радовался своей находке, своей обретённой Магдалине. А она лишь поначалу посмеивалась над этой ситуацией, а потом и сама увлеклась той странной игрой в необычное чувство, и, увлекшись, забылась на время. Пожалуй, она даже верила Гоголю, во всяком случае в какой-то степени, поскольку всерьёз пыталась добиться намеченного для себя и упорно шла к своей цели.

Забегая вперёд, скажу, что Смирновой, пожалуй, трудная цель всё же поддалась. Она в какой-то момент почти вырвала у Гоголя признание именно в том, чего ей было нужно.

Вот как рассказал об этом Сергей Аксаков, близко знавший обоих: «Смирнову Гоголь любил с увлечением, может быть, потому, что видел в ней кающуюся Магдалину и считал себя спасителем её души. По моему же простому человеческому смыслу, Гоголь, несмотря на свою духовную высоту и чистоту, на свой строго монашеский образ жизни, был неравнодушен к Смирновой, блестящий ум которой и живость были тогда еще очаровательны. Она сама сказала ему один раз: «Послушайте, вы влюблены в меня…» Гоголь убежал и три дня не ходил к ней» [269].

Три денька не приходил, а потом вернулся и вновь был у её ног.

Александра Осиповна и сама стала неравнодушна к Гоголю, начав выделять его из прочих, ведь, изменяя давнему обыкновению, она являлась перед Гоголем вовсе не донной Соль и не донной Перец, а тонкой и чуткой умницей. Она очень боялась причинить Гоголю боль, сделать что-то такое, что обидело бы его, задело его самолюбие, уязвило бы его гордость, потревожило бы его жизненные раны. И, кстати сказать, тут получается, что и Гоголь кое-чего добился от своей Магдалины-Галатеи, ведь она всё же стала лучше, стала тоньше, чувствительнее, мягче. Она не могла стать и не стала святой, и потому эта гоголевская задача была априорно невыполнима, но Смирнова, благодаря Гоголю всё же открыла в себе что-то, чего в ней не было прежде, какую-то более щедрую женскую сущность.

Были люди, которым отношения Гоголя и Смирновой казались фальшивыми, представлялись лишь ролями театрального действа, но эти люди ни капли не знали о том, что в самом деле происходило в сердце и в душе Гоголя и Смирновой. В какой-то момент (после неудачи «Выбранных мест из переписки с друзьями») Гоголь превратился в раненую птицу, и лишь немногие готовы были протянуть ему руку помощи. Смирнова была первой из этих немногих, а может быть, и единственной из тех, которые способны были сделать это по-настоящему искренно.

Так вот, начавшись простецки, отношения Гоголя и Ласточки всё более приобретали иной смысл, иную наполненность. И неожиданно для себя самих, для Гоголя и Смирновой, и неожиданно для светского круга в отношениях этих промелькнула тень страсти.

Что же произошло, что случилось?

Их потянуло друг к другу, несмотря на то что трудно было отыскать пару более неподходящую. Многие потом пытались объяснить природу этой привязанности, толкуя о ней с бесконечным удивлением. Иван Аксаков (сын гоголевского друга Сергея Аксакова) писал о том, что Смирнова ослепила