Александр Тиняков. Человек и персонаж - Роман Валерьевич Сенчин

Приведу, в заключение, маленькое письмецо Блока ко мне, касающееся его взглядов на поэзию.

Я послал Ал. Ал. оттиск моей статьи о забытом поэте Подолинском, напечатанной в № 1 «Историч. Вестника» за 1916 г., и по обыкновению быстро получил ответ:

17 января 1916 г.

Многоуважаемый Александр Иванович! Спасибо вам за присылку статьи о Подолинском, обрадовавшей меня уже с первого взгляда тем, что вы подходите к поэту не с «пэонической» стороны.

С искренним уважением Ал. Блок

Здесь ясно сказалось отношение Ал. Ал. к модному и, на мой взгляд, весьма печальному и вредному увлечению, охватившему, – с тяжелой руки Брюсова, – широкие круги нашей литературной молодежи. Как истинный поэт и как крупный человек, – не чуждый мудрости, – Блок ясно понимал, что теоретическое изучение технической стороны поэтических произведений бесплодно для поэзии и вряд ли важно и необходимо вообще. Когда же это увлечение стало почти поголовным, приняло у многих формы карикатурные и начало плодить стихи бездарные, то у Ал. Ал. создалось прямо отрицательное отношение к этому явлению и его радовало всякое живое слово о поэте…

Снова переехав в Петербург в июне 1921 г., я узнал от А.М.Ремизова, что Блок тяжело болен. Скоро, однако, тот же Алексей Михайлович сообщил мне, что Ал. Ал. поправляется…

И вдруг утром 8 августа слышу: «Блок умер». Как всегда в таких случаях, в первые минуты не верилось. Но в тот же день я пошел на квартиру поэта и сомнений больше не оставалось… И когда я подошел к его смертному одру, поцеловал последним целованием его холодный, желтый лоб и взглянул на его мертвое лицо, то невольно воскресли в мозгу стихи Анны Ахматовой, которые она незадолго перед тем написала мне в альбом:

Как страшно изменилось тело,

Как рот измученный поблек!

Действительно, – смерть изменила тело Блока страшно! Лицо вытянулось и потемнело, рот был страдальчески полуоткрыт, небритая борода придавала посмертному облику поэта еще более чуждый вид. Видно было, что Ал. Ал. страдал перед смертью…

В глубоком молчании стояли мы вокруг; тихо утирала слезы Ахматова, прижавшаяся в уголке; и вползала в сердце острая, жгучая жалость к нам, оставшимся, ибо все мы, со смертью Блока, стали беднее и уже ничто, – даже его прекрасные книги, – не заменят для нас его личности, от которой струились потоки очищающего света, исходили могущественные влияния, которые одних, по признанию А.Белого, «динамизировали», а других удерживали от окончательного провала в дебри зла…

…В тихий солнечный день похоронили тело Блока. Дух же его для тех, кто знал поэта лично и для тех, кто любит его книги, – будет жить всегда: и в солнечные дни, и в наши полярные ночи…

Перечитал сейчас и не могу отделаться от ощущения: да, написано с горечью, уважением, но по принципу – «я и Блок». Наверное, ничего предосудительного, но главный герой здесь всё же автор, а не тот, о ком автор рассказывает.

* * *

В одном из январских (2020 года) эфиров на радиостанции «Эхо Москвы»*, отвечая на вопрос радиослушателя, кого из поэтов Серебряного века он бы назвал самым недооцененным, Дмитрий Быков* ответил: Михаила Савоярова. И, объясняя особенности его творчества, упомянул: «Знаете, немножко это похоже на Тинякова… Но Тиняков настолько омерзительная личность и как исторический герой, и как автор – что мы будем скрываться от этого факта… Тиняков производит впечатление омерзительное, а Савояров – впечатление трагическое…»

Я скопировал кусок о Савоярове и Тинякове с сайта радиостанции и поместил в свой «Фейсбук» со словами: «Дмитрий Львович Быков* снова наехал на Александра Ивановича Тинякова», в надежде спровоцировать автора «Остромова…» на эссе о Тинякове. Многолетнее внимание Быкова*, человека, способного мыслить и изъясняться свежо и нетривиально, к нему очевидно. (Может быть, дело в том, что одним из преподавателей Быкова* в университете был Николай Алексеевич Богомолов?)

Мой пост прокомментировал литературовед из Эстонии Борис Тух: «Тиняков до революции писал черносотенные статьи, а после работал в ЧК, присутствовал при расстреле Гумилева и др. членов никогда не существовавшего „таганцевского заговора“. Кажется, этого достаточно». (Надо понимать, достаточно для «наезда».)

Борису Туху ответил другой литературовед, автор биографии Оруэлла Вячеслав Недошивин: «Борис, для меня ново, что Тиняков (в двадцатых гг. прикидывавшийся нищим – это видела Ахматова) участвовал в расстреле Гумилева. О его расстреле вспоминал поэт Сергей Бобров, и то – со слов знакомого чекиста. Откуда же вы взяли Тинякова? Я, правда, не читал только что вышедшую книгу о Тинякове моего знакомца Вардвана Варжапетяна. Может, там?..»

Так я узнал о книге «Кое-что про Тинякова».

Известию этому я и обрадовался, и… В общем, вместе с радостью возникла и досада. Радостно было, что спустя почти тридцать лет Вардван Варжапетян все же систематизировал, переработал в литературу тот огромный материал, о котором упоминал в повести «„Исповедь антисемита“, или К истории одной статьи», и мы получили наверняка не исчерпывающую, но более или менее полную биографию Александра Ивановича, может быть, его письма, рецензии, неизвестные стихи в конце концов.

А досадно стало от того, что не я автор книги о Тинякове.

Почти два десятка лет я собирал документы, относящиеся к этому человеку. Правда, собирал вяло – от случая к случаю. Впрочем, как я уже оговаривался, для написания книги, даже не беллетристической, а полудокументальной, не нужно много материала. Тиняков дал отличный сюжет: свою жизнь, вернее, судьбу (рождение в богатой, но крестьянской семье, разрыв со средой, символист, либерал, черносотенец, красный агитатор, андеграундный поэт, нищий, владеющий драгоценной библиотекой, монархист, зэк, петербургский интеллигент), а остальное можно нарастить, доверяясь воображению. А теперь, когда документальная книга (а в том, что она документальная, я не сомневался) появилась, полудокументальная, этакий опосредованный ответ «Остромову…», будет восприниматься как некий повтор. Это-то и вызывало досаду.

Через несколько дней после того, как я узнал о выходе книги Варжапетяна, моя жена ехала из Екатеринбурга, где мы тогда жили, в Москву, и я попросил ее эту книгу привезти.

И вот книга оказалась передо мной…

В предисловии к «„Исповеди антисемита“…» в «ЛО» есть сноска, принадлежащая то ли автору, то ли редакции журнала: «Публикуемая повесть – лишь малая часть большой (около полутора тысяч страниц) работы о А.А. (так в журнале. – Р.С.) Тинякове».

Помня это замечание, я и ожидал увидеть в книге Варжапетяна эту работу. Пусть не все полторы тысячи страниц, но… А книга оказалась повторением уже опубликованных в 1992–1995 и