Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2020 - Коллектив авторов

ни на месяцы, ни на сезоны. Более того, вопреки реальному календарю он разделен на нечетное количество частей – на пять. И тем не менее в целом соответствует ходу времени. Начинается с Нового года и плавно движется к нему же, по пути захватывая такие важные для горожанина события, как смена сезонов и отпуск. Летние пейзажи, морские поездки, воспоминания о слёте «утром много лет назад». И каждый раз наше внимание будет устремлено не к цвету или явлению в его максимальной проявленности, а к той неуловимой грани, где одно сменяется другим, к моментам перехода:

Это осень, я знаю ее шитье. Золотая и синяя нить ее,

Что ни день, то тусклей и мглистей. Так и просится в руки —

Возьми, пришей шорох мыслей, невыспавшихся мышей

И сухих каштановых листьев.

Здесь чувствуется коллекционерская любовь к мелким деталям (листья не просто сухие, но конкретные: каштановые (как в другой пьесе иголки – «лиственичные»: еще одно экзотическое, хотя и регулярное в смысле образования, прилагательное), и мыши в особом и неожиданном модусе – невыспавшиеся), потребность прислушиваться к тому, что говорится вполголоса или вовсе шепотом (на что также намекает обилие «с» и «ш» в приведенном примере»).

Автор внимателен к малейшему жесту, который может быть незначим для развития сюжета, но важен для полноты картины в целом:

…город, застывший в зиме с тех пор,

Как последние астры взяла старушка в платке

И, поправив платок, растаяла в свете фар…

Есть здесь осторожность, боязнь окончательности, готовность в любой момент отдернуть руку, если прикосновение окажется нежелательным или несвоевременным. И, как отпускное море дается на время («я бы только ненадолго»), так в конечном счете и все остальное оказывается данным только на короткий миг.

Мир являет себя в неокончательном виде, одна его картина сменяется другой, не менее интересной и не менее скоротечной. «Календарь» представляет собой попытку запечатлеть эту текучую субстанцию времени – что невозможно по определению, – или хотя бы уловить законы этой текучести.

Неизбежное следствие таких попыток – особое настроение, родственное, как мне представляется, бразильскому «саудаде»: род ностальгии, печали о том светлом, что было и не вернется, могло бы быть, но не случилось, вместе с предчувствием, что и то прекрасное, что мы имеем в этот самый миг, так же скоро и невозвратно канет в прошлое.

Но было бы ошибкой думать, что книга эта грустна.

Во всяком случае, она пронизана иронией – и в отношении себя, как мы уже видели, и в отношении читателя, с которым автор непринужденно вступает в постмодернистский диалог:

Апрель в России больше… чем апрель,

Вы думали? Вы ждали рифмы «трель»?

Причем ирония эта являет себя не только в содержании, но и в форме: смотрите, как автор элегантно лишает читателя не только обещанной «трели», но и вообще какой бы то ни было рифмы. Вот непосредственное продолжение цитированных выше строчек:

Так вот, скажу вам прямо: не дождетесь.

Апрель в России больше, чем февраль,

Да он и в мире боольше, чем февраль.

Отсюда, к слову, следует мораль:

не всем в России надобно гордиться…

Или вот так:

В Таврическом саду под липой,

В Измайловском – опять под липой.

А вы ноктюрн сыграть смогли бы?

И мы ноктюрн сыграть смогли бы.

И даже так:

Среди канализационных ям хромает ямб…

И только в самых редких случаях сквозь эту иронию прорывается драматическая прямота:

Понимаю ясно: пора уйти.

Но пока уйти не могу.

Между «пока» и «уже», «вот-вот» и «еще не» разворачивается «Календарь», непритязательность которого составляет часть изысканности.

Примечание:

Ольга Сульчинская – писатель, переводчик, психолог. Постоянный автор журналов «Новый мир», «Октябрь», «Знамя». Шеф-редактор журнала Psychologies.Родилась и живёт в Москве.

Примечания

1

центаурея – василек по-латыни

2

Одно из древних названий Волги.