Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский

вводить этот закон в действие постепенно, растянув процесс на пять лет, а за это время принять пакет уточняющих его документов и дать время на легальную приватизацию сначала мелкого, а затем и среднего бизнеса. Однако Ситарян, которого он пытался в этом убедить, сказал, что Политбюро уже требует отчета о принятии этого закона, и он был введен в действие уже через полгода — их хватило только на то, чтобы понаторевшие юристы успели загодя найти в нем полезные дыры. Через них стали утекать деньги, имущество, а впоследствии в ходе ваучерной приватизации утечет и куда-то ухнет вся советская промышленность.

Председатель Совета министров СССР Николай Рыжков и окружавшие его и Горбачева советники-экономисты (официального помощника по экономическим вопросам в лице Николая Петракова Горбачев принял в штат своего аппарата лишь в 1989 году) вообще не понимали, что происходит. Проводя в конце 1989 года совещание с министрами СССР, как рассказывает Явлинский, Рыжков поднял министра легкой промышленности и спросил, сколько и какой продукции предприятия этого министерства планируют произвести в 1990 году. «Вы же сами сказали, что план теперь формируется снизу, — с легкой улыбкой ответил министр. — Откуда же я знаю?» Рыжков стал кричать, что «такие министры нам не нужны» — то есть председатель Совмина сам не понимал, что написано в законе о предприятии, который был принят двумя годами ранее.

На поверхности были идеологические споры о том, допускать или не допускать в СССР частную собственность, а в глубине всегда существовала предпринимательская деятельность, органически присущая определенному типу людей, следовательно, была и эта самая частная собственность. Споры о том, как ее называть, были совершенно пустыми, но на них жировали целые академические институты. Мифические преимущества «социалистического способа производства» (не «социализма», который был частично реализован прежде всего в виде бесплатного образования и медицины) были вбиты в головы советских руководителей накрепко. Но среднее звено понимало экономическую реальность гораздо лучше и предметней, чем высшее.

Апеллируя к Сталину и борясь против «очернительства», сторонники Нины Андреевой на самом деле представляли вторую из предложенных Явлинским альтернатив: реальный социализм, основанный на страхе и принуждении. В этом тоже была своя логика, тянувшая назад в том числе и Горбачева, который представлял себе целью некий обновленный социализм, но не мог не понимать в глубине души и по опыту его принудительной (сталинистской) природы.

Выпустив предпринимательского джина из бутылки, Горбачев и его начинавшая сильно ругаться между собой команда торили обратный путь к рынку и капитализму, как это ни называй. Другого пути, кроме возвращения к рыночной нормальности, быть и не могло, как показал и более успешный опыт Китая, но не было тогда и таких прецедентов, и опыта.

Время ускорилось (см. следующую главу), а между тем предоставленная директорам уже лет тридцать по факту предпринимательская свобода была тесно связана с криминальным миром, пропитана духом подполья, полулегальных или прямо незаконных махинаций и афер, на нее влиял и слетавшийся на запах больших денег голимый криминал. Даже самые добросовестные и успешные руководители предприятий постоянно ходили по лезвию ножа и нередко становились фигурантами уголовных дел. Популярнейшая в позднем СССР «Литературная газета» вела целую кампанию в защиту попавших под репрессии директоров, регулярно публикуя о них судебные очерки с экономическим содержанием. «Хозяйственники» составляли, наряду со «спекулянтами», некоторую часть тюремного «контингента», а в местах лишения свободы у них завязывались взаимовыгодные знакомства и связи.

Глава 17

Некалендарное время реформ

Концепт «темпоральность»

Политические и экономические процессы в годы перестройки шли не просто асинхронно, а как бы в разных плоскостях: не то что независимо друг от друга — напротив, очень даже влияя один на другой, но совсем не так, как это виделось тем, кто думал, что может ими управлять.

В этом месте мы обратимся к концепту темпоральности, без чего не смогли бы даже продолжить этот рассказ. Прием темпоральности позволяет вытащить из клубка истории ту или другую ниточку, чтобы рассмотреть ее более пристально. Мы и пытаемся это делать, но мне сложно структурировать эту книжку, а вам, вероятно, непросто ее читать, потому что нам приходится все время перескакивать, описывая процессы, происходящие одновременно, но очень разные, при том что у каждого из них своя скорость. В результате в одном и том же историческом (календарном) отрезке умещается множество разнородных событийных цепочек, которые то обгоняют друг друга, то отстают. Нам более или менее удается следить за ними задним числом, а в полный рост проблема темпоральности встает в настоящем времени, когда нет времени на то, чтобы распутать его клубок.

Чтобы въехать в эту непростую тему, проще всего представить, что времени вообще не существует — это изобретение человека, подметившего цикличность некоторых явлений (движение солнца по небосклону) и придумавшего «время»: например, без этого изобретения нельзя назначить встречу.

Резко взвинтился темп. В этой торопливой записке Горбачева мало что можно разобрать (как, впрочем, и в других), но интересна сама техника ее составления: видимо, Горбачев что-то кому-то говорил, одновременно делая пометки в блокноте (красная ручка), а затем Черняев (синяя и черная ручка) по памяти дописывал

1990

[Архив Горбачев-Фонда]

А что же тогда есть? Есть бесчисленное множество процессов: от пылания чужих солнц, до которых миллионы световых лет, до движения элементарных частиц, из которых все и состоит, включая нас самих. Люди рождаются и живут, у них в сознании появляются какие-то мысли, которые вообще как бы из ничего, но это тоже реальные процессы, толкающие нас на действия.

Проблема же заключается в том, что все это движется асинхронно. Есть некая уйма объектов, но каждый из них никогда не остается тем же самым: возникает, как-то развивается («становится») и исчезает. Часть этих объектов к тому же еще и субъекты: они обладают некоторой свободой выбора и волей, позволяющей им по своему почину менять направление и скорость движения.

Обращаясь к «субъекту Горбачев» в кадре его команды, а та в кадре ЦК, а он, в свою очередь, в кадре экономической и политической ситуации в СССР, а она в более широком контексте международных отношений, мы должны понимать, что все это движется постоянно и асинхронно, даже если субъекты пытаются, пользуясь своей волей, как-то синхронизировать себя друг с другом.

Некоторые процессы видны на поверхности, и их более или менее легко интерпретировать — таковы выступления членов Политбюро, пусть даже оторванные от действительности. Но другие остаются в глубине. Часть из них, например экономические, субъект Горбачев