Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский

старается не упускать из виду, но не всегда может их понять, а тем более на них повлиять, к тому же разные ученые советники предлагают часто совершенно разную их интерпретацию. Между тем разные части СССР, в политическом смысле единого, в экономическом и культурных смыслах существуют вообще в разных хронотопах. «Как слово наше отзовется» в национальных республиках на местах, Горбачев, на самом деле, заранее не знает, хотя и думает, что может это планировать. А о каких-то процессах ни Горбачев и никто другой вообще не может заранее знать — кто мог предвидеть аварию на Чернобыльской АЭС?

А и узнав, субъект Горбачев не успевает адекватно среагировать, потому что теперь он находится в постоянном цейтноте — лишен психологической и даже чисто физической возможности сам себя синхронизировать со всем, что так или иначе влияет на развитие ситуации. Да и сам он внутренне тоже не синхронизирован — застряв (как субъект) какой-то частью в прошлом, он верит в единство трудящихся, которые, конечно, убеждены в преимуществах социализма, но он же, вернувшись из какой-нибудь Италии, понимает и преимущества частной собственности.

Перерыв в работе Съезда народных депутатов. Тут еще далеко не все попали в кадр, а каждый из этих депутатов, обступивших генсека, живет в своем собственном темпе и времени (как и Анатолий Лукьянов — позади Горбачева)

25 мая — 9 июня 1989

[Архив Горбачев-Фонда]

Меняются идеи и верования, то есть сама картина мира, видимая через «внутренние очки», но все происходит с такой скоростью, что у разных людей, включая тех, кто облечен властью или причастен к ней, оказывается разный «софт», и они перестают понимать друг друга, перестают быть совместимыми, как компьютеры, использующие разное программное обеспечение.

Все это не так критично, если общая картина статична, как было при Брежневе, когда время как бы не существовало, но становится драматично в периоды ускорения. Кто-то отстал, кто-то забежал вперед, а другой в это время побежал назад, кто-то отлетел вбок, а заменить его некем. Надо маневрировать и тасовать «состав», кого-то подтягивать, кого-то опасаться, с кем-то искать компромисс, а от кого-то избавляться: это жесткая игра уже в силу того, что каждый игрок движется в своем темпе, по своей траектории и может иной раз выкинуть что-то совсем неожиданное. Вот как сформулировал это сам Горбачев в книге 2006 года: «Мои товарищи, с которыми мы искренне, сплоченно и единодушно инициировали перестройку и прошли вместе первые ее шаги, — каждый из них имеет свой предел» (выделено Горбачевым).

Здесь Горбачев как будто пытается жестом остановить бешеную карусель съезда, но это уже не под силу никому

25 мая — 9 июня 1989

[Архив Горбачев-Фонда]

Между тем новое мышление, о котором толкует Горбачев, это не просто новые мысли, которые сравнительно легко изложить. Это переход на другую ступень, а иногда и через пару ступеней и куда-то вбок: от Ленина, которому Горбачев старался хранить верность до последнего и который уже только связывал ему руки, к Плеханову и Бухарину, к «еврокоммунизму» друзей-итальянцев, от сталинской модели несостоявшегося советского коммунизма к реализованной во многих странах Запада социал-демократии.

Апостолы, ставшие свидетелями преображения Христа, были ослеплены, сбиты с толку и предлагали какую-то ерунду: давай, мол, сделаем три кущи и останемся тут, на горе. Горбачев, совершив свой очередной качественный скачок через две ступеньки вбок, тоже оказывается похож на пророка, в одиночестве взошедшего на гору и теперь несущего полученные там скрижали вниз — кому? Кто его сейчас тут поймет?

Он и сам еще не огляделся, не разобрался, не искушение ли это, не западня ли от дьявола, который тоже всегда тут как тут. Горбачев пытается объяснить, что он понял на новом уровне, но он и сам еще не вполне понял, что понял. Его невнятное многословие, которое за ним начинают замечать в 1988–1989 годах, этим в том числе и объясняется: с высоты своей новой ступени он пытается объяснить себя тем, кто отстал и понять его еще не может. Между тем «колесо смеха» вращается все быстрей, раскидывая участников аттракциона в стороны — чем быстрее оно вертится, тем длиннее и невнятней приходится ему говорить.

Структуры и акторы. Смена вайба

У древних греков было два разных слова для обозначения времени и два персонифицирующих их божества: Хронос и Кайрос. Если первый нам хорошо знаком и олицетворяет календарное, обычно текущее время, то «кайрос» — это время свершения, благоприятного мига, который сложно уловить, но, если удача поймана, «кайрос» каким-то образом растягивается и не совпадает с хроносом по тому содержанию, которое успевает в себя вместить. Это некогда заметить, обходя пороги и водовороты времени «кайрос», однако, выбравшись на берег там, где течение вновь становится спокойном, мы бываем поражены числом и важностью, а часто и неожиданностью тех изменений, которые успели породить водовороты и водопады во времени «кайрос».

Прежние готовые рецепты тут больше не годятся. Талант политика, опирающегося больше на интуицию, чем на систематизированное «знание», заключается в том, чтобы угадать момент, когда надо оттолкнуться шестом или загрести веслом, то есть принять и быстро реализовать решение, в правильности которого еще надо успеть убедить других (или их принудить).

Хронос — время устойчивых структур, задающих рамки любых действий. Во времени «кайрос» возрастает роль акторов, но не ослабевает и значение структур, которые приобретают здесь отчетливый характер препятствий. Структуры ограничивают акторов как будто даже с большей определенностью (подобно порогам на сложном участке течения реки), но вместе с тем за акторами остается выбор: как именно проскочить между Сциллой и Харибдой (если это еще удастся) — а вместе с ним и ответственность. Само собой, во времени «кайрос» резко возрастает и цена ошибки.

Парадокс состоит в том, что время «кайрос» не отменяет времени «хронос», а разворачивается внутри него. Время «кайрос» мобилизует всех, кому повезло или, наоборот, не повезло (как считают китайцы) совпасть с ним в календаре «хроноса», нравится нам это или нет. Число акторов резко возрастает — они начинают сбиваться в более или менее организованные группы, а в пределе важнейшим актором — принимающим решения путем голосования — становится «народ». Событие перестройки, инициированное Горбачевым, вовлекло в режим «кайрос» массы советских людей, которым пришлось зажить совсем в другом времени и принимать важные решения в отсутствие готовых рецептов. Тут же появилась и масса советчиков, знающих, «КАК НАДО», но все они были (за небывалостью ситуации) недостаточно компетентны, а многие к