Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский

это ему удалось. Было предложено сократить наполовину ядерные арсеналы баллистических ракет наземного базирования, на подводных лодках и на стратегических бомбардировщиках (в разных категориях преимущества были у разных сторон), взаимно снять с дежурства ракеты средней дальности в Европе, оставляя при этом за скобками те, которые были разработаны и установлены самими европейскими странами. В прежних переговорах СССР стоял на том, что в пределах оговоренного потолка межконтинентальных баллистических ракет возможен любой их микс, а теперь Горбачев заявил о готовности сократить наполовину самые мощные советские ракеты СС-18, но американцы должны были в ответ отказаться от испытаний оружия в космосе.

На этом месте Рейган поплыл и даже уронил на пол карточки с подсказками, лежавшие у него на коленях (президенты сидели в глубоких кожаных креслах), и Горбачев деликатно предложил пригласить к переговорам Шеварднадзе и Шульца. Эпизод с карточками попал в протокол встречи, но по соглашению сторон оставался под эмбарго на 10 лет как ставящий президента США в неловкое положение — Горбачев рассказал об этом лишь после смерти Рейгана.

Президенты продолжали обсуждать программу полного уничтожения ядерного оружия, что возмутило Тэтчер, как только она об этом узнала: «Второго Рейкьявика мы не переживем!» Тэтчер была сторонницей ядерного сдерживания и указывала, что такие вещи должны обсуждаться с участием всех стран, обладающих ядерным оружием.

Основные параметры будущих договоров по ракетам малой и средней дальности и стратегических наступательных вооружений (СНВ) были согласованы на встрече делегаций (советскую возглавлял маршал Сергей Ахромеев), и Шульц заверил Рейгана, что это лучшие предложения, которые когда-либо делал США Советский Союз.

Стороны были близки к прорыву, но все упиралось в программу СОИ в космосе, от которой Рейган категорически отказывался отступить, отвергая и предложения Горбачева ограничить ее на 10 лет лабораторными испытаниями. Согласно протоколам американской стороны, на которые ссылается Таубман, Рейган приводил такой аргумент: что дурного в СОИ, если мы договоримся о ликвидации ядерного оружия? Мы же не ведем речь об уничтожении противогазов, ликвидируя химическое?

Рейган грезил о размещении в космосе лазерного оружия, якобы способного уничтожать ракеты в полете, в этом, действительно, было что-то грандиозное. Эксперты с советской стороны считали программу СОИ (которая так никогда и не была реализована) в основном блефом, но в какой-то мере что-то из этого могло и получиться, хотя стоило безумных денег. Советские ученые предлагали некий асимметричный ответ, который тоже был недешев.

Рейган пытался убедить Горбачева, что СОИ гарантирует мир всем государствам и что к ней будет допущен СССР. Горбачев ему не верил. «Какого черта?!» — возмущался Рейган. Последние страницы стенограммы, опубликованной Фондом Горбачева частично, дают представление о накале страстей:

«Рейган: Вы разрушаете мне [! — Л. Н.] все мосты к продолжению моей (!) программы СОИ. Я не могу пойти на ограничения такого плана, как вы требуете.

Горбачев: В отношении лаборатории. Это ваша окончательная позиция? Если да, то тогда на этом мы можем окончить нашу встречу. …

Р.: Я хочу еще раз попросить вас изменить вашу точку зрения, сделать это как одолжение для меня, с тем чтобы мы могли выйти к людям миротворцами.

Г.: Согласитесь на запрещение испытаний в космосе, и мы через 2 минуты подпишем документ. На что могли — мы уже согласились, нас не в чем упрекнуть. Несмотря на то что наша встреча заканчивается таким образом, у меня чистая совесть перед нашим народом и перед вами. Я сделала все, что мог.

Р.: Жаль, что мы расстаемся таким образом. Ведь мы были так близки к согласию. Я думаю все-таки, что вы не хотели достижения договоренности. Мне очень жаль.

Г.: Мне тоже очень жаль, что так произошло. Я хотел договоренности и сделал для нее все, что мог, если не больше».

Рейган отказался выходить к журналистам, а отправился на военную базу, чтобы сразу лететь домой. Горбачев решил не уклоняться от пресс-конференции. Добрынин, ехавший в машине с ним и Раисой Максимовной, вспоминал, что Горбачев «очень злился и ему не терпелось обвинить в срыве переговоров Рейгана». Но когда он вошел в огромный ангар баскетбольной арены, где результатов саммита ждали около тысячи журналистов со всего мира, его (далее цитата из книги «Жизнь и реформы»), «охватило глубокое волнение, может быть больше… я был потрясен. В лицах этих людей передо мной как бы предстал весь человеческий род, который ждал решения своей судьбы. В это мгновение ко мне пришло истинное понимание того, что произошло в Рейкьявике…»

А теперь — ни с чем по домам. Переговоры провалились (позади Рейгана — переводчик Павел Палажченко)

12 октяря 1986

[Архив Горбачев-Фонда]

Согласно директиве Политбюро, Горбачев должен был обвинить Рейгана, представив того тупым исчадьем ада, что было бы вполне в советских традициях. Он не забыл его лягнуть, но достаточно мягко, сказав, что «уже были почти готовые договоренности, их только не удалось оформить». Ушлые журналисты, от которых Рейган только что сбежал, восприняли это скептически, настроение у всех было хуже некуда. Тогда Горбачев сказал: «Мы заглянули за горизонт. Это не поражение, не провал, это прорыв!» После ошеломленной паузы зал взорвался аплодисментами, по лицу Раисы Максимовны катились слезы. Рейган, который в это время должен был еще находиться на военной базе, вероятно, кусал локти от зависти, что не он придумал такой финал к этой серии фильма.

На заседании Политбюро 8 октября 1986 года, которое предшествовало встрече в Рейкьявике, председатель КГБ Чебриков возражал даже против самого слова «уступки». Горбачев и сам никогда нигде не признавался (думаю, и себе), что он уступил. Никто из комментаторов, включая склоняющихся к конспирологическим версиям, не решается привести самое простое объяснение: умело делая хорошую мину при плохой игре, Горбачев тем не менее в глазах западного мира (а он умел смотреть на себя и сквозь такие очки) имел мужество признать поражение СССР в экономической гонке с Западом.

Это одна из самых известных фотографий четы Горбачевых, но аэропорт, где на трапе самолета она была сделана, обычно не указывается. А это Рейкьявик, обратный рейс в Москву

12 октября 1986

[Архив Горбачев-Фонда]

При обсуждении рукописи этой книжки в Фонде Горбачева, которому я не премину еще раз выразить благодарность, этот мой вывод было раскритикован переводчиком Горбачева Павлом Палажченко, который к тому же присутствовал при описываемых событиях. Принимая во внимание его критику, я попробую раскрыть свою мысль подробнее.

Горбачев предложил «миру капитализма», каким он виделся из СССР до тех пор,