Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов

Другим направлением государственной политики стала консолидация общества в борьбе с общим противником. Несмотря на то что с правыми радикалами велась достаточно жесткая и эффективная борьба, роль врага номер один в глазах западногерманского общества играли отнюдь не неонацисты. Это амплуа было зарезервировано для коммунистов. Федеральное правительство всеми средствами подчеркивало опасность Советского Союза и его «немецких марионеток» — именно так официально характеризовали коммунистов и восточногерманский режим. Любое неприятное властям общественное движение — например, против ремилитаризации ФРГ — немедленно объявлялось красным, руководимым из Москвы. В начале 1950-х травля коммунистов и всех им сочувствующих постепенно достигла размаха, напоминавшего маккартизм в Соединенных Штатах. Антикоммунизм стал одной из главных скреп западногерманского общества. Александр Мичерлих метко называл его «официальной гражданской позицией»[153]. Помимо всего прочего, антикоммунизм помогал пресечь лишние дискуссии по поводу бывших нацистов и их коричневого прошлого (инициаторами коих часто бывали как раз западногерманские левые).

В системе политического образования именно антикоммунистические мотивы вышли на первый план в 1950-е гг. И тех, кто слишком активно настаивал на проработке прошлого, и тех, кто критиковал республику справа, можно было обвинить в том, что они дестабилизируют обстановку и тем самым вольно или невольно подыгрывают Москве. При этом западногерманский антикоммунизм эпохи начавшейся холодной войны основывался во многом на представлениях о «русских варварах», характерных для немецкого общественного сознания XIX — первой половины ХХ в. и активно использовавшихся в пропаганде Третьего рейха. Нацистские образы «еврейских большевиков» и «азиатских орд», лишь слегка модифицированные, сплошь и рядом вновь пускались в оборот. Как видим, и здесь наблюдалась определенного рода преемственность. Антикоммунизм позволял представить хотя бы часть совершенных преступлений в облике героической защиты от большевистской угрозы и таким образом снять с немцев немалую долю ответственности. На прилавках книжных магазинов стали появляться воспоминания солдат вермахта и работы военных историков, в которых войну против СССР почти открыто называли оборонительной.

Хотя деятельность коммунистической партии была запрещена в ФРГ только в 1956 г., уже в первой половине 1950-х членство в КПГ — или одной из близких к ней организаций — считалось достаточным поводом для того, чтобы уволить человека с государственной службы и создать ему множество проблем в частной жизни (вплоть до невозможности получить водительское удостоверение). Многих, как, например, Вольфа Бирмана, буквально вынуждали выехать за рубеж. В 1950-е гг. существовал стабильный поток эмиграции из ФРГ в ГДР — куда меньший, чем в обратном направлении, но исчислявшийся в масштабах десятилетия сотнями тысяч человек. Западногерманские юристы объясняли принятые меры тем, что демократия должна уметь защищать себя. Особенно усердствовал на этой ниве Ульрих Шойнер — бывший член НСДАП, сделавший в 1933–1945 гг. блестящую университетскую карьеру. Необходимость «защиты демократии» он отстаивал примерно в тех же словах и выражениях, в каких несколькими годами ранее обосновывал необходимость «защиты германского народа и рейха».

Типичным примером жертвы антикоммунистической кампании был Марсель Френкель — еврей, участник коммунистического Сопротивления. В 1945 г. он начал работать в административных структурах британской оккупационной зоны и вскоре стал ключевой фигурой в вопросах возмещения ущерба жертвам нацистского террора. В частности, он активно выступал за признание таковыми цыган. К моменту создания Федеративной Республики Френкель занимал один из ключевых постов в министерстве внутренних дел федеральной земли Северный Рейн — Вестфалия и считался ценным и знающим сотрудником. Будь он вчерашним нацистом, это защитило бы его от всех возможных неприятностей по службе. Однако он был коммунистом, и этого вполне хватило для того, чтобы отправить его в принудительный отпуск за свой счет (уволить Френкеля оказалось невозможно, поскольку у него имелся пожизненный контракт). Несмотря на все усилия, обнаружить какие-то нарушения в его работе не удалось и дело тянулось вплоть до 1959 г., когда уже тяжело больного Френкеля отправили на пенсию (в следующем году он скончался). А судью Альфонса Кана (тоже еврея, коммуниста и героя Сопротивления) не спас даже пожизненный контракт. В 1951 г. он был уволен, причем никаких конкретных обвинений, кроме членства в компартии, ему предъявить не удалось.

В немецком обществе образ коммунистической угрозы стимулировал одобрение проводившейся Аденауэром политики интеграции ФРГ в западные экономические и военно-политические структуры. Здесь надо напомнить, что эта политика изначально была непопулярна у многих немцев, опасавшихся утраты только что приобретенного государственного суверенитета. В определенных кругах за Аденауэром закрепилось даже придуманное лидером социал-демократов Шумахером прозвище Канцлер союзников. Теперь же ФРГ все чаще воспринималась собственным населением как часть «свободного Запада», противостоящего «тоталитарному Востоку», а американцы — не как оккупанты и победители с чуждой культурой, а как защитники и гаранты независимости. По данным опросов первой половины 1950-х гг., три четверти западных немцев приветствовали западноевропейскую интеграцию.

Такую же роль тезис об угрозе с Востока играл в дискуссиях вокруг создания западногерманской армии. Разговоры о немецком вкладе в оборону Запада шли с момента образования ФРГ, а начало войны в Корее сделало такой вклад практически неизбежным; на повестке дня оставался только вопрос о сроках и формате. Как известно, в 1955 г. Федеративная Республика вступила в НАТО, и почти одновременно была создана западногерманская армия — бундесвер, — изначально формировавшаяся как часть вооруженных сил Альянса.

Но ключевым фактором, способствовавшим принятию западными немцами своего нового государства и его внутренней и внешней политики, вероятно, стало знаменитое «экономическое чудо». В течение 1950-х гг. экономика ФРГ, освобожденная от послевоенных ограничений и пользовавшаяся благоприятной конъюнктурой на мировом рынке, быстро развивалась. Только за первые пять лет после денежной реформы 1948 г. она выросла более чем в три раза. Средний ежегодный рост внутреннего валового продукта в 1950-е гг. составлял 8,6 процента, рост производительности труда — 7,3 процента. В отдельных отраслях рост получился еще более впечатляющим. К примеру, объем производства транспортных средств в 1955 г. не только превзошел в восемь раз уровень 1948 г., но и втрое превысил довоенные показатели. Производство одежды в середине 1950-х выросло в четыре раза по сравнению с 1948-м и в три раза — по сравнению с 1938 г. В целом выпуск потребительских товаров за 1950-е гг. увеличился втрое. Высокотехнологичные отрасли росли опережающими темпами. При этом нужно учесть, что промышленность в первые годы существования ФРГ все еще существовала в рамках отраслевых ограничений, продиктованных западными державами-победительницами. Так, строительство крупных кораблей было разрешено только в 1951 г., авиационное и военное производство — только после вступления в НАТО в 1955 г.

Сельское хозяйство вносило все меньший вклад во внутренний валовой продукт, доля занятых в нем неуклонно снижалась,