Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

href="ch2-289.xhtml#id92">[289]. Кроме того, главный конкурент семьи Абулхаира хан Батыр, несомненно, принадлежал к потомкам Джадика. В связи с этим между ними возникала проблема происхождения и связанного с ним старшинства, а также большей легитимности власти.

Если в контексте этой информации допустить, что гипотеза о происхождении Младшего жуза от Ногайской Орды верна, тогда получается, что и семья Абулхаира и семья Батыра появились в этом жузе только в связи со сближением с Казахским ханством. В принципе это логично. Появление новых племён в структуре государства предполагает распространение господствующей политической традиции. В связи с тем что в Ногайской Орде как минимум 150 лет не было чингизидов, то было естественно, что в Младшем жузе оказались представители из главных чингизидских семей Казахского ханства. Конечно, это только гипотеза, но она позволяет объяснить острый конфликт между чингизидами и родоплеменной элитой в Младшем жузе, а также упорство ряда представителей последней в вопросе ликвидации здесь ханской власти.

Последние аккорды казахской самостоятельности

В любом случае к концу XVIII века стало очевидно, что все попытки восстановить в Казахстане сильную ханскую власть, а значит, и государственную структуру завершились неудачей. Причём это касалось как стремления использовать для этого поддержку со стороны России, что было характерно для хана Абулхаира и его преемника хана Нуралы, так и вполне самостоятельных усилий, которые предпринимал хан Аблай. Основная причина была связана с явным нежеланием казахских племён поддержать такую программу.

В конкретных политических условиях второй половины XVIII века племена не видели в этом особого смысла. Тем более что присутствие России в степи было ещё малозаметно, а формальное признание зависимости от неё было совсем необременительным. Кроме того, торговля с Россией и обеспечение безопасности торговых караванов через Казахскую степь предоставляли значительные экономические возможности. В связи с этим потребности племён в центральной ханской власти были минимальными.

Кроме того, со своей стороны российские власти были готовы вступать в отношения со всеми возможными субъектами степной политики. В этой связи интересно, что от имени императора Павла 23 июля 1798 года было написано письмо по поводу прошения некоего Айходжи-муллы Кочина из Среднего жуза разрешить ему перейти на правую сторону Иртыша и кочевать между Семипалатинской и Омской крепостями. В этом письме очень показательны слова российского императора, что «Кочин уверяет, что и другие многие той орды (Средний жуз. — Прим. авт.) султаны и старшины со своими кибитками в российское подданство вступить желают, то таковым убежище в наших пределах давать я дозволяю с надлежащими к тому осторожностями и донося всякий раз мне»[290]. Михаил Левшин указывал, что годом ранее в 1797 году указом от 30 сентября был разрешён переход в пределы России до 12.000 кибиток из Среднего жуза[291]. Характерно, во-первых, что верховная российская власть понимает подданство России, когда кочевники казахи оказываются на территории внутри русских крепостей. И это написано в самом конце XVIII века, после того как ханы, султаны и старшины Среднего жуза уже неоднократно принимали подданство России.

То есть в России отдавали себе отчёт в разнице между реальной и формальной зависимостью и, соответственно, характере подданства. Внутри линии крепостей такая зависимость имела место и подданство было реальным. В открытой Казахской степи в Среднем жузе оно, соответственно, носило формальный характер. Во-вторых, внутри линии крепостей степные территории оставались незанятыми. Это подтверждало тезис о том, что в крепостной России в XVIII веке ещё не было условий для организации массового переселения крестьян для освоения новых территорий. В-третьих, письмо лишний раз подтверждает уровень централизации власти в Российской империи, где каждый частный случай с переселением того или иного казахского старшины внутрь империи должен был рассматриваться в центре политической власти.

Но данный пример интересен ещё и тем, что российская администрация в конце XVIII века стремилась привлечь наиболее лояльные казахские рода на свободные степные территории внутри линий российских крепостей, которые и в это время, собственно, и рассматривались в качестве границы Российской империи. Российский полковник Броневский, служивший на казахской границе со Средним жузом, оставил образное описание ситуации на начало XIX века. «Станичные киргизы[292] занимают кочевьями своими места, как удобные для скотоводства, между линиею и крестьянскими селениями. Степь между рек Иртыша и Оби, на расстоянии 300–400 вёрст в ширину, и около 600 вёрст в длину, будучи пустая, не населённая, ими наполнена»[293]. Отсюда и приведённый выше случай с Айходжой Кочином в 1798 году и более крупный пример создания Букеевского ханства в междуречье Урала и Волги в 1801 году.

Создание целого нового ханства на базе племён Младшего жуза с ханом из семьи Абулхаира само по себе очень интересно, если учесть происходившее здесь в последней четверти XVIII века масштабное противостояние между чингизидами и родоплеменной элитой. Причём инициатором идеи выступили именно российские власти. Во-первых, об этом писал в своём письме на имя командующего Кавказской линией генерала Кнорринга тогда ещё султан Букей, председатель Ханского совета. «Советы его (полковника Астраханского казачьего войска Попова. — Прим. авт.) мне о кочевании между реками Волгой и Уралом нашёл я благополежнейшими»[294]. Во-вторых, письмо Букея было датировано 11 февраля 1801 года, скорее всего, речь идёт о его получении в Петербурге. Через два дня Кнорринг сообщает о письме императору Павлу. Характерно, что в этом письме указывается, что Букей объясняет своё желание переселиться тем, что хочет быть «вечно подданным»[295]. Это лишний раз подтверждает, что проживающие за линиями российских крепостей казахи таковыми подданными не считались, хотя и приносили регулярно присяги.

Показательно, что указ Павла был издан 11 марта 1801 года, всего через месяц после письма Букея. А если учесть, что полковник Попов говорил об этом с Букеем раньше, то очевидна не только заинтересованность российской стороны, но и явная спешка с этим решением. Вполне может быть, что в этом сыграла свою роль необходимость обеспечения тактического вопроса, который стоял перед Петербургом в это время. В январе того же 1801 года император Павел отдал приказ Донскому казачьему войску отправиться в поход в Индию. 28 февраля донские казаки выступили в поход и в начале марта оказались у Волги. Этот поход был связан с антибританской политикой Павла и имел отношение к сложным моментам европейской политики России.

Вполне возможно, что создание отдельного казахского ханства было частью мер по обеспечению тыла русских войск, которые должны были участвовать в этом походе. В том числе потому, что переселение в междуречье Волги и Урала существенной части населения Младшего