Когда встречаются мосты - Юлия Владимировна Климова

– На моем плече останутся шрамы? – уточнила Габи.

– М-м… Вы просили правду, и я ее скажу. Ваше плечо – сплошной шрам. И с этим ничего не поделать. Со временем кожа несколько разгладится, но она не станет прежней…

– Спасибо за честность… – Габи отвернулась к стене и несколько секунд лежала с закрытыми глазами. Похоже, ей понадобится много мужества, чтобы принять этот удар. – У меня странное состояние, я будто парю в воздухе и слабость во всем теле… – произнесла она чуть позже, вернув голову в прежнее положение.

Зеленые глаза врача смотрели цепко и будто пытались прочитать ее мысли. Выдержит или раскиснет? А может, и того хуже?.. Как бы руки на себя потом не наложила.

– Маковая настойка и обезболивающее помогают пережить вам тяжелое время.

– Пожалуйста, больше не давайте мне эти лекарства. Мне нужны силы, чтобы покинуть дом графа Хартвилта. И я надеюсь, это случится уже скоро.

– Я сокращу дозу, однако лучше бы вам остаться здесь, Габриэлла. Хотя бы на неделю.

– Спасибо за заботу, но я бы предпочла уехать. Если, конечно, тот человек, которого я жду, появится и поможет…

Габи не сомневалась, что Ричард Хартвилт выполнит ее просьбу. Да, граф не из тех, кому интересны проблемы других, но сейчас особенная ситуация, и он отвезет записку Эмми и кольцо по адресу.

Врач уехал через час, после того как Габи сделали компресс с дурно пахнущей мазью и сменили повязки. Перед уходом Стивен Петерсон с мягкой улыбкой объявил, что куда бы его прекрасная пациентка не отправилась, он непременно продолжит лечение и даст все необходимые рекомендации. Габи поблагодарила, слабо улыбнулась в ответ и подумала о том, что добрых людей на свете много, просто она слишком долго жила в замкнутом пространстве и позабыла об этом.

«Теперь мое плечо будет страшным… Вряд ли я когда-нибудь кому-нибудь стану нужна… вот такая… Но это не важно, совсем не важно, – Габи сделала торопливую попытку успокоиться. – Я все равно незаконнорожденная, и в мою сторону будут смотреть косо в любом случае. Не нужно ни на что надеться и ждать искренних чувств. Я не выйду замуж, и что? Всегда можно найти себе достойное занятие…»

Но слеза скатилась по щеке, упала на подушку и мгновенно впиталась в мягкую ткань. Габи никогда не мечтала о многочисленных влюбленностях, страстных взглядах мужчин, потоке комплиментов… Но ей хотелось иметь семью и детей. Она остро нуждалась в этом еще и потому, что сама жила без родителей и всегда была на птичьих правах.

– Вы не спите? – раздался шепот, и Габи вздрогнула от неожиданности. – Это я… Джейн.

Габи повернула голову и увидела нарядно одетую малышку. Большие серые глаза сияли, розовые атласные ленты переплетали волосы и спускалась к худеньким плечикам. На груди искрилась крупная брошь, явно взятая у кого-то на время, скорее всего, у гувернантки.

– Добрый день, – произнесла Габи с улыбкой.

– Большое спасибо, что вы меня спасли, – пылко сказала девочка, села на кровать и принялась осторожно гладить руку Габи. – Папа всегда прав, а я его не слушаюсь… Даже не знаю почему. Бабушка говорит, что во мне сидит вредоносный характер Хартвилтов. Она не очень-то любит папу и жалеет, что отдала за него свою дочь. Откуда мне это известно? – Джейн шумно и театрально вздохнула. – Иногда я подслушиваю… Но мы с бабушкой видимся два раза в год, поэтому она, к счастью, не влияет на мое воспитание. Это уже слова папы. Вот. Теперь вы знаете обо мне все. Простите, Габриэлла… из-за меня вы чуть не погибли… и если бы папа меня выпорол, как обещал, а он, конечно, этого не сделает, то мне было бы легче.

Голос Джейн, ее мимика и всевозможные эмоции успокоили Габи и отвлекли от горестных мыслей. Она опять улыбнулась и отметила, что у девочки такие же серые глаза, как и у Ричарда Хартвилта, только в них не сталь, а серебро. Как у такого тяжелого и отвратительного человека мог появиться такой замечательный ребенок?

– Сколько тебе лет? – спросила Габи, немного приподнимаясь на подушке. Левая рука не пострадала и опираться на нее было легко.

– Семь. Я большая. Почему вы тихо говорите? У вас болит горло?

– Да.

– Оно непременно пройдет, уверяю вас.

– Я рада, что спасла тебя. Потому что ты замечательная.

– Правда? – Большие глаза Джейн радостно заблестели. – А можно я скажу, что вы необыкновенно красивая? Папа запретил мне болтать, но есть важные вещи, о которых категорически нельзя молчать. – И она выпрямила спину, будто хотела добавить: «Уж, я-то разбираюсь в этом».

– Спасибо… – Габи еле сдержала слезы, потому что уже давно не чувствовала себя так спокойно, будто она стала маленькой и заботливые руки положили ее в колыбель. «Но мое плечо изуродовано… – пришла следующая мысль и заставила сжать пальцы в кулак. – Не надо… не думай об этом… не сейчас…»

– Эстер, моя гувернантка, разрешила посидеть у вас совсем немного. Мне нужно идти… Но вы же побудете у нас? Мы же еще поговорим?

– Мне трудно давать какие-либо обещания, Джейн. Честно говоря, я не знаю… – Габи вновь улыбнулась. – Но ты приходи, когда захочешь.

Неожиданно девочка подскочила, метнулась к окну и выпалила:

– Слышите? Экипаж! Папа вернулся. И с ним еще мужчина… Это к вам? Габриэлла, он приехал к вам?

– Да, – прошептала Габи и быстро смахнула очередную слезу. «Кажется, я научилась плакать…» – подумала она с горькой усмешкой и подтянула одеяло выше, готовясь к встрече с Алексеем Дмитриевичем Болдыревым.

* * *

Никита хотел позвонить Пашке Кочеткову из аэропорта сразу, как только приземлился. Но передумал. Душа подпрыгивала и просила тишины, покоя и правды, никакие советы сейчас помочь не могли. Да и Никита не планировал обсуждать последние события с Пашкой, а без этого вряд ли получится что-то объяснить. И лучше бы как можно скорее оказаться дома.

Квартира встретила тишиной и пылью на тумбе. Никита снял сумку, отправил ее в кресло, провел рукой по волосам, почувствовал, как дергается неведомый нерв в области сердца, бросил взгляд на отражение в зеркале и решительно направился в свою комнату. Не нужно было тратить время на поиски, Никита знал, где лежит то, за чем он приехал.

Резко выдвинув ящик письменного стола, который когда-то не успела закрыть заноза-Женька, он достал синий бархатный мешочек с черными завязками, открыл его, перевернул, и о светлую столешницу звякнуло кольцо. Звякнуло и покатилось, пока Никита не накрыл его ладонью.