Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск второй - Альманах Российский колокол

Через мгновение Исида уже ласкала рожь его волос, упавших в ее руки… Безотчетно выговаривала, выкрикивала слова, те самые, из Гранд-Опера: «За-ла-тая гала-ва… за-ла-тая га-ла-ва…» Что же ей сказать ему? Ах, да. У него сегодня день ангела…

– Ангьел…

Поцеловала. Вокруг его чувственных губ витал аромат юности и распутства. Оторвалась с трудом. Вдохновенное, светящееся лицо! Он гений?! Да!!! Иначе он не лежал бы сейчас у ее ног…

Поцеловала снова. Грубо и страстно он ответил на ее поцелуй. Нетерпеливо, как голодный. Вырвалась.

– Тщерт!

Больше по-русски она не знала.

Странное чувство было у Сергея. Мучительное, тошное дежавю смешивалось с острой болью исполнившейся мечты и сладостью ласки. Он держал ее пальцы крепко, неистово, нежно, будто боялся отпустить. Что ж ему сделать, чтобы эта чудо-птица заморская стала его?! У нее лицо то самое, что на фотографии в квартире Блока, лишь немного изменившееся, но такое же детски-наивное и восторженное. Глаза! Ах, что за глаза! Брызги вешней синей воды! Разлив реки и упавшее в нее небо…

Что ж она говорит ему? Лепечет и лепечет все время. Румяная!

Что она делает?! Гладит его затылок. Страстно, до неприличия. Запускает пальцы ниже, на крепкую, даже широкую шею, вниз, вниз, под ворот… Дрожь охватила его. Во рту пересохло. Как же так, при всех?! На них смотрят? Еще как! Толик не сводит жгучего взгляда. Глупость, конечно. Никогда он его к бабам не ревновал…

Вырвался от нее, вскочил на стол. Решил: будет читать стихи. Пусть послушает. Знай наших!

Как обычно, ему нужно было погрузиться в свои строки… Бросил руки вдоль тела. На мгновенье опустил глаза. Когда поднял их, они были совсем другими, не такими, как секунду назад. В них не было плотского желания, только что владевшего им… Только нежная синь его строк… Читал на одном дыхании, вкладывая в каждый звук томление этой минуты и прошедшую боль… Чтобы сила, запечатанная в стихах, вырвалась на волю, пронизала бы собою воздух и проникла в каждое, самое черствое сердце… Посматривал на Исиду. Понимает она? По лицу было видно, что да. Может, больше других. Не отрывала от него удивленных, вспыхнувших глаз. Чуть не рассмеялся. Как девчонка! Склонила голову. Ага, так слушают музыку…

После чтения сел уже не у ног ее, а рядом. В открытую обнял. От нее пахло чем-то густым и терпким, с горчинкой…

Казалось, пролетел лишь миг. Увы, по небу понял: скоро осеннее утро постучится в окна. Исида была так выразительна в каждом движении, что он будто слышал ее… Улыбнулась, едва заметно кивнула головой… Поднялись они одновременно. Вышли рядышком. Ее спутник – вот банный лист! – отправился за ней… Кто он?! Любовник?! Сергей окинул его острым, уже ревнивым взглядом. Соглядатай… Переводчик по совместительству.

Вышли на Садовую. Никого… Скоро рассвет. Дождя уже нет. Сереют облака. Исида улыбнулась куда-то в небо и – ему, сквозь тьму. Он и не думал выпускать пальцы заморской царевны. Холодок уже забрался под его серое пальтишко. Ах, водочка, хорошо, что она в нем!

Вдруг цокот и знакомое понукание. Чудо, что мимо плелась пролетка! Остановили. Исида уселась важно, как когда-то – в белоснежный экипаж из цветов, запряженный цугом. Сергей примостился рядом. «Иляилич!» – сокрушенно взмахнула руками Исида. Места ему не нашлось. Тогда она похлопала ладошками по своим коленкам: мол, садись! Сергей насупился и постучал по своим коленкам. Нейдер, ругаясь про себя, молча устроился на облучке рядом с кучером.

Тащилась кляча медленно, сонно. Нейдер не оборачивался: затылком чувствовал, что они целуются…

Сергей не знал, сколько они ехали. Бесконечный поцелуй кружил и кружил, кружил и кружил… Он будто падал в небо в огромной раскручивающейся спирали. Он не замечал ничего вокруг, кроме нежных рук Исиды, ее глаз и губ. Яркий свет еще не разоблачил ее преждевременных морщин… Он видел лишь ее свечение – то, что заставляло миллионы сердец трепетать на ее концертах. Свет ее был мягкий, обволакивающий, будто розовый. Как и его? Он ведь тоже светится, он знает это… Или это ее красное платье в рассветной полутьме? Непрерывное вращенье… Вдруг услышал голос Нейдера, расталкивающего уснувшего возницу: «Да проснись ты! Третий раз вокруг церкви везешь! Венчаешь ты их, что ли!»

Сергей рассмеялся звонко, как в детстве. Вспомнились потешные, ненастоящие свадьбы, что устраивал его дед во хмелю… Эх, деревенская гульба! Повенчал! Хлопал себя по коленкам в восторге, смотрел на Исиду радостно.

«Мальчишка!» – думала она, непонимающе улыбаясь. Иляилич разъяснил. Смеялись все трое. Церковь-корабль, застрявшая на мели узких переулочков, осталась позади. Выехали на Пречистенку.

Едва соскочив с пролетки, Исида, будто извиняясь, сказала Нейдеру:

– Иляилич… Ча-а-й?!

Когда оставались одни, Исида устраивала ему жуткие сцены. Плакала навзрыд, умоляя не возвращаться в Россию. Ей было так провидчески страшно, что ноги слабли. Она опускалась перед ним, обхватывала его колени. Он ее толкал.

– Да хватит!!!

– Серьёожа! Неть! Россия – death, la mort!!! Серьёоо-ожа!!!

– Да не верещи ты! Как же противно ты верещишь! Удаф, удаф! Сам знаю… Только я ведь не могу по-другому… Сидора!!! Мне нужна виза!!!

Что же ей сделать, что придумать, чтобы удержать от этого гибельного шага?! Вернуться – это его воля. Он все понимает. Снова плакала. От бессилия. Ей казалось в такие минуты, что она маленькая девочка. Вокруг полыхает огонь, чьи-то руки несут ее, беспомощную. Это злой рок. Это ее проклятье. Неужели и на Сережу она навлечет то, что преследует ее с рождения? То, что касалось всех ее близких, волею судьбы стоявших рядом с ней… Дар жизни и смерти. Все, что она хотела, – дать милому долгую жизнь…

Сергей вспоминал недавние слова Сандро, больно резанувшие по сердцу: «Тебя в России никто не ждет. Ты не нужен там никому. Оставайся. Неужели не ясно? Тебя специально выпустили. Чтоб ты не вернулся… Так сейчас всех отпускают. Радуйся, милый. Поверь мне, я знаю, что говорю…» Снова Сергей подумал, что его друг не друг ему вовсе… Знает слишком много. Иуда!

Когда думал о России, о том, что ждет его, внутри все переворачивалось. За что?! Только бы родной воздух глотнуть, землю потрогать. Вспомнил, как на Соловках с Лешкой Ганиным бродили тишиной монастырских троп, по лесам аж до Секирной горы дошли. Наткнулись на часовенку. Лешка ставил свечи. Сергей никогда черное духовенство не любил. Что общего в их жизни с истинной верой предков? Больше всего не любил за скрытое нечеловеколюбие… Они не обращены в жизнь, они устремлены в смерть. А смерть как на смерть ни множь,