История и миф - Юрий Викторович Андреев

по всей вероятности, так называемые кабиры — покровители моряков, которым поклонялись на о. Самофракия и в некоторых других местах. Герои финикийского происхождения фигурируют в греческих мифах, например Кадм, основатель беотийских Фив, которому в древности приписывалось изобретение письма — так называемый финикей. Кадм, если верить мифу, был братом Европы и, следовательно, дядей Миноса. Не следует ли отсюда, что Минос был финикийцем?

Наконец, в источниках есть и прямые указания на финикийские поселения в Греции. Особенно много таких свидетельств у Геродота. Финикийцы жили, по его словам, на Фасосе (II, 44; VI, 47 — золотые рудники), на Фере (IV, 147), на Кифере (II, 49) и в Фивах (V, 57–58). Согласно Диодору, финикийцы вместе с Кадмом обосновались на Родосе. Они соорудили здесь храм Посейдона. Жрецы этого храма и позднее, после заселения острова греками, вели свое происхождение от этих древних финикийцев.

Возникает вопрос: к какому времени можно отнести все эти данные, свидетельствующие о финикийской экспансии в Эгеиде? Крито-микенская эпоха едва ли подойдет. Начиная по крайней мере с XVI в., мореплавание на Эгейском море было монополизировано сначала минойцами, азатем микенскими ахейцами. Проникновение в этот район какой-то третьей силы, будь то финикийцы или какой-нибудь другой восточный народ, в это время представляется маловероятным. Хотя контакты между крито-микенским миром и странами Переднего Востока, в том числе городами сиро-финикийского побережья (Угарит, Алалах), несомненно развивались, активную роль в них играли, судя по всему, обитатели Эгеи-ды, а не их восточные партнеры (находки больших количеств микенской керамики в Сирии и Египте).

Таким образом, утверждение Фукидида о борьбе Миноса с финикийскими пиратами можно считать лишенным сколько-нибудь серьезной исторической ценности.

После крушения микенской цивилизации контакты Греции с Востоком на долгое время прерываются. На рубеже XIII–XII вв. финикийские города серьезно пострадали от так называемого нашествия народов моря. На протяжении всего XII в. обстановка в стране оставалась крайне неустойчивой и не благоприятствовала развитию торговли. Ситуация изменилась в лучшую сторону только к началу XI в. В это время, очевидно, прекратились передвижения варварских племен через сирофиникийское побережье. Важнейшие державы II тыс. до н. э. (Египет, Вавилонское царство, Ассирия, Хеттское царство), которые до этого сдерживали рост финикийских городов, теперь или вообще перестали существовать (как Хеттское царство), или же были сильно ослаблены и не могли активно вмешиваться во внутренние дела Финикии. Именно в этот период финикийцы начали понемногу осваивать сначала Восточное, а затем и Западное Средиземноморье. Однако Греция, по-видимому, долгое время оставалась в стороне от их морских путей. Очевидно, страна эта не имела в то время для финикийцев особой привлекательности: здесь не было ни богатых природных ресурсов, ни процветающих государств, в которых могли бы найти широкий сбыт изделия восточных ремесленников, которые финикийские корабли развозили по всему свету. Вплоть до начала VIII в. Греция находилась в состоянии экономической депрессии. Население ее резко сократилось по сравнению с микенской эпохой. Отсутствовали сколько-нибудь значительные торговые и ремесленные центры. Все это, по-видимому, отпугивало финикийцев, и долгое время их продвижение в эту сторону ограничивалось Кипром. Лишь в конце IX в. в греческих некрополях появляются первые, пока еще очень редкие вещи восточного происхождения, из чего следует, что финикийцы в это время начали понемногу проникать в воды Эгейского моря. В VIII в. их становится уже гораздо больше, особенно в таких районах, как Крит, Родос, Киклады, Аттика, Арголида. В основном это предметы роскоши. Так, в одной только могиле знатной женщины из Элевсина (вторая пол. VIII в.) было обнаружено ожерелье из египетского фаянса, брошка из слоновой кости, несколько скарабеев и египетская статуэтка Изиды (могила Изиды). О подобных безделушках (άΟύρματα) как о главной статье финикийского импорта в Грецию говорит и Гомер (Od. XV, 416). Само греческое искусство начиная со второй пол. VIII в. попадает под сильнейшее восточное влияние, и в конце этого столетия господствовавший до сих пор геометрический стиль в вазовой живописи и других отраслях прикладного искусства сменяется так называемым ориентализирующим (ил. 28.1–4). В это же время в Греции начинает распространяться письменность, как теперь это общепризнано, созданная на базе финикийского алфавита.

Таким образом, VIII, может быть, еще конец IX в. следует признать наиболее вероятным временем проникновения финикийцев в Эгейский бассейн. Какой характер носило это проникновение?

Ил. 28.1–4. Ориентализирующий стиль:

1 — кикладская ойнохоя с Эгины. Лондон. Британский музей

Ил. 28.2 — Аполлон и музы. Деталь мелосской амфоры. Афины. Национальный музей

Ил. 28.3 — Артемида. Фрагмент амфоры с Мелоса. Берлин. Государственные музеи. Античное собрание

Ил. 28.4 — кносский полихромный пифос. Ираклион. Археологический музей

Едва ли это была настоящая колонизация, хотя еще недавно многие историки и археологи придерживались именно такой точки зрения. Скорее всего финикийцы в большинстве случаев ограничивались лишь устройством корабельных стоянок или торговых факторий. При некоторых из них могли быть небольшие святилища (отсюда следы финикийских культов в Греции). Для более прочного обоснования на берегах Эгеиды у финикийцев не было, по всей видимости, ни сколько-нибудь серьезных стимулов, ни реальных возможностей. Не следует забывать о том, что греки не перенимали пассивно те блага, которые завозили к ним гости с Востока, как это делали, скажем, варварские племена где-нибудь в Северной Африке или Испании. Греческая экономика и культура в этот период переживает полосу бурного подъема. Греки сами начинают активно заниматься мореплаванием и торговлей. Уже в середине VIII в., если не раньше, возникают первые эллинские поселения на сиро-финикийском побережье (крупнейшее из них Аль Мина — Посидейон в устье Оронта). В этих условиях финикийцам было, конечно, достаточно трудно удержать свои опорные пункты в Эгеиде, и, вероятно, уже в начале VII в. они были совершенно вытеснены оттуда.

Весь этот пассаж — совмещение в одной хронологической плоскости карийско-финикийского пиратства на Эгейском море, которое может быть отнесено только к послемикенекой эпохе (не ранее X–IX вв. до н. э.), и талассократии Миноса, которого сам Фукидид помещает в период, предшествующий Троянской войне, — свидетельствует о крайней неясности его представлений о древнейшем прошлом Эгеиды. И в этом нет ничего удивительного. При отсутствии надежной письменной традиции, располагая лишь крайне запутанным и противоречивым материалом устных преданий по преимуществу мифологического характера, историк неизбежно должен был на каждом шагу совершать грубейшие хронологические ошибки.

χαταστάντος δέ του Μ(νω ναυτιχού etc.

В этих строках Минос снова предстает перед нами как благодетель рода человеческого, поборник прогресса и цивилизации. Очистив море от пиратов и заселив острова своими колонистами, он впервые