11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук

непредсказуемые последствия. И Янклович сладкоголосо, витиевато стал ублажать, задабривать великого дагестанского поэта. О, как виртуозно Валерий Павлович это проделывал! Уже через пару минут успокоившийся Гамзатов согласил выпить чашку чая, а ещё через минуту мы уже чокались рюмками с коньяком. Гамзатову, разумеется, принесли четыре (как и требовал) билета на завтрашний день. Чтобы рассчитаться, он засунул руку в карман своей дубленки и вынул оттуда пригоршню двадцати пятирублевок! Ни разу в жизни до того я не видел ни такого количества таких денег, ни столь презрительного к ним отношения. Но Валерка наотрез отказался брать деньги у такого великого поэта, написавшего бессмертных «Журавлей». Меж тем Гамзатов норовил помимо платы за билеты, всучить моему дружбану ещё и взятку: четыре билета не тянули даже на чирик, а он не хотел брать сдачи с двадцатипятирублевой купюры. С восторгом я наблюдал всё это великолепное еврейско-кавказское состязательство, закончившееся вничью. Янклович быстро отправил гонца за новой бутылкой коньяка!

Валерий Павлович, слава Богу жив и не даст мне соврать…

Борис Хмельницкий

«Мы раньше играли в Чапаевых, Мересьевых, Робин Гудов. Дети должны расти на добре, а нынче они во что играют? Каждая передача на телевидении напичкана кровью, смертью, дьявольщиной в чистом виде. Поколение воспитывается на войне, ненависти и злобе». Борис Хмельницкий.

«Я не хочу обижать жителей столичных городов, но, на мой взгляд, дальневосточники, сибиряки более цельные натуры с сильнейшей природной закалкой. В городах люди мельчают, цивилизация накладывает на них разлагающий отпечаток. С дедом мы ходили и на медведя, и на кабана, и ловили руками рыбу. Красную икру солили бочками. До сих пор дух захватывает от огромных кедров, таежных птиц и зверей, от мощи Тихого океана. Стоит только выйти на его берег – забываешь все! Эта необъятная махина будоражит в тебе фантастические ощущения». Борис Хмельницкий.

«Для меня Борис Хмельницкий стал одной из самых значимых фигур-шестидесятников, которые прокладывали путь к свободе, ибо он и театр на Таганке как раз и стали выразителями лучших идей того времени». Марк Розовский.

«Это был уникальный человек, удивительно добрый и открытый. Он бесконечно любил людей, и его любили все. Он всегда находился в центре всех актерских компаний. С его уходом от нас ушла душа». Алла Демидова.

* * *

В Театре на Таганке всегда служили артисты, как бы помягче, поделикатнее выразиться, несколько отличительнее, экстравагантнее, что ли, своих коллег из других творческих коллективов столицы. К примеру, можно ли себе представить, чтобы, предположим, в МХАТ или в Малый каждый день, в любую погоду приходил на работу человек с густой, слегка поседевшей окладистой бородой и… босой? А на Таганке такой индивид был – жаль я запамятовал его фамилию. В самые лютые холода мужик тот ходил, шлепая босыми пятками по закованному во льды асфальту, а потом, к злости уборщиц, следил по закулисным лабиринтам.

Борис Алексеевич Хмельницкий тоже носил бороду иссиня-чёрного цвета. В этом определенно просматривался своего рода задиристый эпатаж, поскольку в советские времена артисты, как и военные, дипломаты, работники правовых структур и прочий государев люд не имели права просто носить бороды, за исключением особых случаев. Таким особым случаем, скажем, для служивых людей полагалось физическое увечье, для работников искусства – необходимость играть какой-нибудь острохарактерный или исторический персонаж. Все прочие бородачи считались жуткими нарушителями устоявшейся общественной нравственности. Советская система почему-то злостно не любила бородачей. При этом не давала себе труда даже вспоминать о том, что основоположники научного коммунизма Карл Маркс, Фридрих Энгельс и их лучший ученик Владимир Ульянов-Ленин тоже носили бороды!

Да, так вот у Борьки была просто-таки роскошная борода. К зрелым его годам она, конечно, капитально поседела, но роскошности своей ничуть не потеряла. А ещё он временами заикался. В раннем детстве любимый, но слегка чудаковытый, дедушка по матери принёс в дом петуха. Усадил его на шкаф. Под утро птица, движимая генетическим инстинктом, решила прокукарекать, но в темноте оскользнулась и упала на спящего мальчика. Тот жуткий испуг и стал причиной заикания, к чему мы ещё вернёмся. Пока что лишь заметим, что с подобным недостатком нельзя было даже мечтать об актёрской стезе. Однако Борис с юных лет бредил сценой и добился своего, о чём тоже будет сказано. Как и о том, что со временем Хмельницкий почти избавился от заикания. Лишь в редких случаях, и то вне сцены, съёмочной площадки мог раз-другой запнуться.

Ко мне Борька всегда относился более, чем прохладно. Да почти никак не относился. Хотя контактировали мы с ним достаточно часто. Борька всегда числился в активе театрального коллектива – либо в профсоюзной, либо в партийной организациях. Достаточно близко мы с ним сошлись лишь в начале девяностых, когда я стал постоянным бильярдным партнером телевизионного шоумена Якубовича. Вот Лёня и познакомил меня с известным всей Москве бильярдистом… Борисом Хмельницким. Может показаться странным, что раньше я подобной информацией об артисте не располагал. А всё объясняется просто. Хмельницкий «обувал лохов» на бильярде исключительно в Доме кинематографистов. На других столичных площадках – в ЦДРИ, в Доме литераторов, в Парке культуры – «не работал» принципиально. А в «пристанище киношников» я получил доступ лишь с тех пор, когда там заместителем директора стал мой сослуживец по Баку Виталий Пименов. Кстати, они с Хмельницким дружили семьями.

…Помню, как мы впервые сразились на зелёном сукне. От понятного волнения я быстро «слил» Борьке партию, и он с кисленькой такой миной заметил: «А Пименов говорил мне, что ты боец стоящий» – «Это потому, что я «прицел не поправил». Бэмби – театральная кликуха Хмельницкого – врубился мгновенно. Мы поднялись в ресторан, выпили, закусили и вновь вернулись к столу с зелёным сукном. Как и следовало ожидать, врождённый тремор моих рук исчез, и я очень прилично «вставил» Борьке, на языке бильярдистов «по самые помидорки». Он несказанно оживился: такой партнёр неожиданно свалился! Начал складывать шары «на интерес», и тут ему случился облом. Дело в том, что я с юности не играю на деньги. «Но почему?», – белугой завопил Боря. Пришлось рассказать…

После техникума я работал мастером лесокультур на станции Мехнат Узбекской ССР. Там впервые и взял в руки кий. Моим учителем стал бригадир Юрий Шулепов. У того хлопца явно имелся и врожденный педагогический дар такой мощности, который наблюдался разве что лишь у восточных гуру, сенсеев, Песталоцци, Ушинского и Макаренко. Обладатель семилетнего кишлачного образования, Юрка помнится, меня наставлял:

– Кий должен быть продолжением твоей руки. А геометрию стола и законы вращения