Фрэнк Синатра простудился и другие истории - Гэй Тализ

убери курчавые волосы и придворную обходительность, и Дэниэл станет тем, чем был сам Катледж – деревенским парнем, который вышестоящим говорит «сэр», уважает свое прошлое на Юге и лелеет мечты о будущем в большом городе.

Так что Клифтон Дэниэл вернулся в Нью-Йорк для изучения русского языка в Колумбийском университете. Однажды после занятий он обедал в «Sardi» и проверил вновь обретенные знания в раздевалке с блондинкой. Еще как-то раз съездил в Зебулон проведать родителей и друзей. На почте к нему робко обратилась служащая Уитли Чембли:

– Скажи, правда, что ты едешь в Россию?

Дэниэл подтвердил.

– А ты не мог бы мне там купить часы с кукушкой?

– Уитли, я не думаю, что в России делают часы с кукушкой, – ответил Дэниэл. – Их делают в Германии и Швейцарии. Но если увижу, конечно, куплю.

Через год Клифтон из Москвы прилетел в Женеву на конференцию «Большой четверки», где присоединился к команде «Times», освещавшей встречу. Там он купил часы с кукушкой и отправил их Уитни в Зебулон.

В Москву Дэниэл прибыл в конце лета 1954 года, когда новости из СССР поступали особенно интересные. Сталин умер каких-то полтора года назад, Хрущев провозгласил новую линию партии – журналистов принимали в Большом кремлевском дворце под тосты с водкой. После одного из приемов Дэниэл сообщил читателям «Times»: «Мистер Маленков был от меня не дальше, чем эта газета от вашего носа».

Его репортажи в «The New York Times» были замечательны тем, что отражали не только политические речи, но и настроения людей: публики в Большом театре, парикмахера в Харькове, спортсменов, готовящихся к Олимпийским играм, манекенщиц, демонстрирующих соцреалистические модели одежды в стране, где «груди – все еще груди, талия – по-прежнему талия, бедра – как ни крути, бедра, и нет никаких сомнений в том, что они все такое и где находятся». Еще он сообщал, что чаевые – «пережиток темного буржуазного прошлого» – всем очень нужны, хотя советская власть этого и не одобряет. А вот как он изображал приход зимы:

«Рождественское утро в России, и злобный ледяной ветер дует прямо со страниц русской истории и литературы и свищет по крышам и замерзшим улицам Москвы. В полночь звонят на колокольне Елоховского собора, и гул неумолимо разносится по городу. Верующие русской православной церкви – женщины, укутанные в платки и мужчины в пальто с меховыми воротниками и в шапках – спешат прочь с церковного двора, спасаясь от колючего ветра».

Поскольку Клифтон Дэниэл был тогда единственным постоянным корреспондентом западной некоммунистической газеты в российской столице, он имел возможность самостоятельно выбирать сюжеты и писать, что хочет, не оглядываясь на советы редколлегии, которые непременно летели бы из Нью-Йорка, будь в Москве представители конкурирующих газет, осаждавшие пресс-секретарей с их бесконечными официальными заявлениями. Но и работать Дэниэлу в одиночестве приходилось сильнее, чем когда-либо. Он нажил язву и потерял килограмм пятнадцать веса. После того как он побывал на конференции «Большой четверки» в Женеве в 1955‑м, коллеги по «Times» сообщили в письмах Артуру Хейзу Сульцбергеру, как неважно выглядит Дэниэл, и Тёрнер Катледж по распоряжению издателя срочно отозвал Дэниэла в Штаты.

Вернулся он из Москвы совершенно изнуренным, но восстановился быстро: вскоре Дэниэл уже трудился в нью-йоркском офисе. Его должность именовалась «помощник редактора международных новостей», хотя никто в редакции, возможно, даже сам редактор международных новостей, не знал, что она означает. Однако по тому, как Дэниэл ходил по отделу, и по тому, как весь отдел вращался вокруг него, было ясно, что «помощником» ему оставаться недолго.

Стол Дэниэла, вопреки четкой иерархии, помещался в непонятном месте, в южном краю редакционного зала, где сидели старшие редакторы, но при этом был задвинут за выступ стены и к тому же втиснут между столами двух секретарш, на равном расстоянии от редактора международных новостей и «загона» Бернстейна. Но Дэниэл за столом сидел нечасто. Обычно он медленно вышагивал по просторному помещению, подчас водрузив очки как тиару поверх седеющих волос. Иногда он останавливался, садился, чтобы перекинуться словом с кем-нибудь из репортеров или редакторов отдела науки, или спорта, или образования, или финансов, или общественных проблем. Порой захаживал в какой-то из этих отделов каждый день в течение недели или двух, усаживался в разных местах и задавал ни к чему не обязывающие, обезоруживающие вопросы о «The New York Times», о том, что людям нравится или не нравится в их работе.

Жил он тогда в отеле «Algonquin»; по вечерам после посещения театра его видели в «Sardi», а в опере кто-то углядел его с высокой, потрясающе красивой брюнеткой.

Еще два раза побывав в опере, парочка попала в колонку Уолтера Уинчелла[88]. Дама была слегка огорчена тем, что редактору «Times» будет неловко от упоминания его имени в колонке сплетен, тем более что их отношения так невинны: коктейль, ужин, опера, потом, возможно, еще один коктейль – и по домам. Не более того. Милое «доброй ночи» на глазах у привратника. Вот и все.

Познакомились они с Клифтоном Дэниэлом на вечеринке в Нью-Йорке, незадолго до отъезда в Москву; оттуда дама получила от него открытку, а теперь была рада снова видеться. Надеясь, что он не сердится за Уинчелла, она позвонила Дэниэлу в «Times».

Он был сама любезность. Над колонкой сплетен лишь посмеялся и даже не думал ни о чем сожалеть, что «несколько удивило меня», как потом признавалась она подруге.

Вскоре после этого, прочитав в марте 56‑го в газетах объявление о помолвке Маргарет Трумэн с Клифтоном Дэниэлом, она послала ему записку с поздравлением, а он в ответной записке поблагодарил ее «за то, что обеспечили нам с Маргарет столь замечательное прикрытие».

Брюнетка была «убита» этой запиской и два года не разговаривала с Дэниэлом, даже не виделась с ним. Теперь, оглядываясь назад, она допускает, что зря так обиделась, возможно, он вел себя просто «непринужденно» или «шутливо».

С Маргарет Трумэн Клифтон Дэниэл познакомился в ноябре 1955‑го в Нью-Йорке, в доме миссис Джордж Беккер, приятельницы Дэниэла еще по Лондону 40‑х. Мужа миссис Беккер, весьма активного политика, некогда издателя «New York Post», в тот день не было в городе, и на ужине присутствовали только Тёрнер Катледж, Дэниэл и Мадлен Шервуд, вдова Роберта Шервуда. После ужина пришли новые гости. Среди них были Алан Кэмпбелл, бывший муж Дороти Паркер, и его спутница Маргарет Трумэн.

Маргарет и Алан ужинали у Эдны Фербер и, по настоянию Кэмпбелла, зашли к Беккерам пропустить стаканчик на сон грядущий. Миссис Беккер представила Дэниэла Маргарет Трумэн.

По