В красном стане. Зеленая Кубань. 1919 (сборник) - Илья Григорьевич Савченко

– Здорово, орлы!

«Орлы» молчали в ответ. Встречные офицеры не приветствовали Фостикова отданием чести…

Сейчас же по прибытии Фостикова в штаб полковник Старицкий превратился в помощника командующего, а Фостиков отдал приказ о своем возвращении и вступлении в командование Армией Возрождения России. В приказе говорилось, что он, генерал Фостиков, сдав на перевале командование полковнику Старицкому, отправился в Грузию для переговоров о пропуске повстанцев в случае неудачи операция на Черноморском побережье. В приказе говорилось далее, что хотя переговоры с грузинским правительством и не закончены, но есть надежда на удовлетворительное разрешение всех возбужденных генералом вопросов. Раненые же будут пропущены в Гагры в ближайшие дни.

Приказ прочли в полках и сотнях. Генерал лично объехал части. Былой престиж его сразу восстановился. Казаки вновь стали видеть в Фостикове своего командующего.

XI

29 сентября.

Красные энергично наседают по всему нашему фронту. К ним подошли, видно, большие подкрепления. Военное счастье начинает нам изменять. У Хосты молчание. Оттуда нет донесений – ни даже слухов. Молдавка еще наша, но донесения говорят, что она доживает последние часы: нечем даже отстреливаться. Хуже дело обстоит на Красной Поляне: ее уже оставили наши части под напором большевицких отрядов, спустившихся с гор. Повстанцы отходят по шоссе на с. Молдавку, задерживаясь у всех тунелей.

– Удержимся ли до подхода помощи из Крыма?

Особенно пытливо всматриваются казаки в море.

Нет ли заветного дымка? Но дымков нет… А отходить нам уже некуда. Сзади граница Нейтральной зоны. Нас могут не пустить, и даже наверное не пропустят. Ведь раненые наши до сих пор не получили разрешения на переход границы… В нашем распоряжении восемь верст: восемь верст мы еще можем пятиться, но на этом протяжении нет уже ни одной позиции. Если мы оставим наши гребни, то остается море, граница, то еесть гибель. Негде даже развернуться для боя, чтобы сложить свои буйные головушки в честном бою…

Фостиков, видимо, решается на какой-то последний жест.

– По сколько патронов имеется на казаках? – запрашивает он полки.

Ему доносят:

– Патроны все расстреляны…

Отдается приказ:

Спешно стягиваться к хутору Веселому…

Решено ночью, тайком перейти границу Нейтральной зоны… А там – что будет…

Ставка шла ва-банк.

XII

Глухим поздним вечером 29 сентября мы покидаем хутор Веселый. Дождь льет как из ведра. Не видно ни зги. Лошади бредут по брюхо в грязи. Переезжаем вброд бесчисленное множество горных речушек, превратившихся в бурные потоки; нам приходится почти вплавь форсировать их. Тишина в колонне жуткая.

Я никогда не слышал такой зловещей тишины при движении такой массы войска. Голова колонны втягивается в лес… Граница Нейтральной зоны перейдена… В лесу слышен только хруст веток под ногами лошадей да заржет разве некстати чей-нибудь неопытный конь, пугающийся мрачного леса. Колонна вдруг останавливается. Почему? Отчего? В чем дело? Не пропускают?..

По рядам шепотом передается:

– Нарвались на красных… Соблюдать мертвую тишину… По одному налево кругом… Авось темнота спасет…

Поворачиваем назад. Меж деревьев, без дороги, срываясь в какие-то овраги и ямы, сворачиваем куда-то в сторону. Темень непроглядная. Хвост колонны, ставший теперь головой ее, нервничает и, не имея проводника, блуждает по лесу, описывая змеиные вензеля, сбиваясь то вправо, то влево. Колонна, как гигантская гусеница, повторяет все эти извивы. Колонна разрывается: голова движется, а все остальное стоит. Разорвал колонну какой-то казак, у которого упала лошадь. Стал один, за ним стали все. Колонна вскоре раздробилась на несколько блуждающих по лесу колонн. Связь держат кони, люди ничего не видят. Образовался какой-то запутанный спрут. Люди заблудились, потеряв представление о том, где север, юг, где хутор Веселый, где граница…

– Та-та-та-та… – где-то недалеко застрочил пулемет.

Рявкнуло, как гром, одно орудие, затем другое.

Наконец лес редеет, и мы выходим к какой-то шумной, широкой реке. Это Псоу. До ливня она текла в скромном русле, играя маленькими цветными гальками. Сейчас это грозный поток, ворочающий бревна и камни. На берегу горит несколько костров, возле них греются промокшие казаки. Большинство из них были тут весной с генералом Шкуро. Им местность знакома. И в темноте они успели ориентироваться.

– Перейдем Псоу, а там пойдут эстонские и армянские села. Стрелять по нам будут эстонцы. Не пустят… Мы весной разорили их…

Через реку все время идет переправа. Переправляются безостановочно. Полков и сотен нет, идут кашей. Пешие бредут по горло в воде, бросая оружие. В винтовку и пулеметы уже не верят. Весь берег усеян брошенными винтовками: их конные и пешие втаптывают в грязь.

За Псоу, среди леса, идет проселочная дорога на с[ело] Пиленково и далее в Грузию. Лошади устало месят грязь. Ливень не прекращается. Казаки беспорядочной оравой уходят все глубже и глубже в Нейтральную зону. Кое-кто сворачивает в лес, чтобы дать коню отдых. Я тоже свернул в лес, слез с коня и сразу уснул как убитый, а когда через час проснулся – поводья коня были крепко зажаты у меня в руке. Начинал брезжить рассвет.

Мы проходили мимо великолепных эстонских садов. У каждого двора стоял вооруженный винтовкой хозяин и провожал казачью громаду, засматривающуюся на богатые сады, на уютные дымки, тянущиеся из печей к дождливому небу… Приказано было ехать, не останавливаясь у дворов, и не кормить лошадей на полянах – поляны были частной собственностью эстонцев. Казаки понимали значение приказа и нигде не останавливались. Лошади, не понимающие человеческого языка, тянулись к сочной траве, но казак крепко вздергивал конскую морду.

– Терпи, Васька… А то погибнем мы с тобой… Терпи…

Васька не понимал своего казака и требовал травы, оглашая воздух голодным, звонким ржанием.

Грузин пока нигде не видим. Их поселки пойдут от с[ела] Пиленкова. Там же, у Пиленкова, их пограничная позиция.

Эстонцы говорят, что большевики пойдут вслед за нами, что война теперь неизбежна.

– И сколько вы теперь нам бед накликали… Сколько бед… Сегодня же сюда придут большевики, – говорили эстонцы. – Погибли теперь мы… Да и куда вам идти, сдаваться всем нужно, казаки. У Пиленкова вас все равно не пропустят грузины. Ворочайтесь и покоритесь большевикам. И себя спасете, и нас освободите от войны.

Казаки не отвечают, только мрачнее сдвигаются брови, да безнадежнее становится на душе…

Весь день до позднего вечера бредем по лесу. Дождь прекратился. Сквозь косматые тучи выглянуло солнышко. Вся дорога усеяна винтовками, пулеметами и павшими лошадьми, провожающими нас печальными глазами, полными укора.

На ночь стали бивуаком в лесу. Развели костры. Сушимся. Варить нечего.