В красном стане. Зеленая Кубань. 1919 (сборник) - Илья Григорьевич Савченко

Справа, сквозь тропический бульвар, виднеется необъятная морская гладь… Море играет, сверкая на солнце тысячами ослепительных бриллиантов. Ищем глазами флот. На дальнем горизонте чуть заметен один только дымок, но чей он, не знаем… Вероятно, наш… Не бросит же нас на произвол судьбы эскадра, не уйдет же она обратно, не выручив нас из беды…

– Не приходил ли наш флот сюда? – спрашивают казаки у встречных русских.

– Показался и ушел в море…

– Почему ушел? Грузины не пускают?

– Неизвестно. Кажется, грузины не разрешают стоять в своих водах…

Отдается приказ: на улицах не останавливаться и в магазины не заходить. Боятся грабежей.

– Останавливающиеся будут арестованы грузинской комендатурой и сданы большевикам, – объявляют нам.

Всюду на улицах усиленные наряды милиции. В некоторых дворах «на всякий случай» сосредоточены дежурные роты с пулеметами. Проезжает артиллерийский парк.

Выезжаем за город. Начались какие-то заводы, мельницы. Нас разбивают на большие группы и размещают по дворам заводов и мельниц. Здесь есть корм для лошадей. Обещают покормить и нас. Наступает вечер. Не кормят. Люди собирают какую-то траву «катран» и едят ее. Она сочная, мясистая, чуть-чуть кисловатая. Развели огни. У одного костра собралось много казаков, и оттуда несется одуряюще приятный запах жареного мяса. Это казаки едят только что родившегося мертвым недоноска-жеребенка.

Скоро весь лагерь засыпает голодным, бредящим сном. Всю ночь не смолкает бред. Один кричит, другой стонет, третий в бреду творит слова какой-то неслыханной молитвы… Это какое-то царство бреда.

Утром приказ: седлать и выезжать на сборный пункт за последней мельницей. Выезжаем. Кони кое-как подкрепились, люди же ходят, как тени. Самые выносливые шатаются. Некоторые страдают невыносимо: их тошнит, мучают желудочные спазмы, наступают обмороки. Едем и по дороге обрываем ветки деревьев, с жадностью разжевывая листья и стебельки, чтобы хоть что-нибудь дать судорожно сжимающемуся желудку…

– Сегодня будет обед, – передают по колонне.

Это мало утешает. По пути стали попадаться дворы.

Казаки, толкаемые голодом, заезжают в них, лезут в погреба, в дома, опустошая вмиг все, что было в них съедобного. С дворов несутся крики о помощи, раздается плач. Несколько казаков с поднятыми вверх нагайками мчатся спасать дворы от своих станичников.

– Марш в колонну! Что вы делаете? Вы губите всех нас… Нас пошлют за это к красным…

Хозяйничающие во дворах точно не слышат призывов к благоразумию. Они, как безумные маньяки, продолжают шарить по погребам, из которых несется одуряющий запах молока, мяса, сала, масла…

Нагайки хлещут по спине, по голове. Голодного, почти обморочного казака вталкивают в бесконечно длинную колонну.

– Терпи… Все голодные мы… Умирай и терпи… Нельзя грабить. Иначе погибли все до одного.

Грабеж прекратили сами казаки.

Некоторые казаки выменяли своих лошадей на хлеб и молоко. Их обступали голодные друзья и вмиг поедали все, не дав владельцу самому наесться вволю. Впрочем, это спасало его от смерти: дорвавшись до полуведерной крынки молока и до пятифунтового хлеба, вряд ли бы голодный нашел силу вовремя остановить свой аппетит.

Дорога пошла к морю. По глубокому песку еле плетутся кони. Справа плещется море, слева, точно оазис среди песчаной пустыни, стояли окруженные зеленью дачи-дворцы. От некоторых из них шли к морю аллеи, обсаженные пальмами. Вдали виднелось громадное имение Игумново. Всю нашу голодную ораву вели в это имение. Оно было национализировано грузинами в период революции и называлось теперь государственным имением. Здесь нам уготован – надолго ли, накоротко ли – лагерь. Пока входим в имение. Каждому полку отведен свой район прямо в поле. Границы между полками обозначаем колышками, уцелевшими полковыми и сотенными значками. Для попаса лошадей также разбиваются полковые и сотенные участки. Назначаются дежурные и дневальные. Штаб размещается в самом имении; управляющий имением, русский агроном, отводит под штаб отдельные апартаменты – господский флигель.

XII

«Сегодня будет обед…»

Это оказалось только посулом… Голодный человек во что не поверит… Никакого обеда, конечно, не было. Да и простое ли дело накормить обедом армию?

Но есть от этих размышлений не перестает хотеться. Как мы не разграбили имение, до сих пор остается для меня загадкой. А имение богато было запасами: тут был и скотный двор, и закрома с кукурузой, и винные погреба… Но вот удержались как-то. Не рискнули…

Уже к вечеру наш бивуак был окружен не только цепью грузинских караулов, но и еще более густой цепью торговцев. Хлеб, сыр, масло, колбаса, фрукты – все это можно было купить и утолить мучительный голод. И все еще сравнительно недорого. Но беда в том, что все продукты можно приобрести только на грузинские деньги. Других не берут. Еще кое-как расцениваются «николаевские», но о добровольческих и керенках и слышать не хотят. Грузинской же валюты нет. «Николаевские» редко у кого находятся.

– Давай кинжал вместо денег…

– Давай шашку…

Пошли в ход кинжалы и шашки. За кинжал или шашку дается лаваш (около 3 фунтов хлеба), кусок сыра, фунта два винограда.

Это кое-как утоляет голод.

Но вмешивается в нашу судьбу железный закон спроса и предложения. Грузины понимают, что нет такой самой астрономической цены, которой не дал бы голодный казак за кусок хлеба, и цены растут с головокружительной быстротой.

Уже через час-другой кинжал понизился в цене: за него дают только половину лаваша. И надо, чтобы кинжал был хороший, отделанный в серебро, без изъяна.

К концу базара – а конец наступил с наступлением сумерек, так как грузинские караулы, боясь дезертирства повстанцев, стали разгонять базар, – кинжал уже не котировался совсем. Валютой стал конь. За коня можно было купить на два-три дня запас продуктов.

Наутро базар восстановился. Это, впрочем, уже был не базар, а конская ярмарка. Скакуны выменивались на хлеб. Десятки лошадей уходили в новые руки.

К чести казаков, надо сказать, что далеко не все они готовы были расстаться со своими боевыми сподвижниками.

– Умру с голода, а на хлеб не променяю… Вместе горе мыкали в походе – вместе и помрем…

И плохо отзывались казаки о своих товарищах, распродававших лошадей.

– Это не казаки – а сволочь… Лучше с голода подохнуть. Мыслимое ли дело коня боевого продавать…

Но кони все же продавались. Появились и оптовые скупщики лошадей. Штаб отвечал, что это невозможная вещь и что кони еще пригодятся:

– Они нужны в Крыму…

Грузины в свою очередь говорили, что наши мечты о Крыме несбыточны и что лучше продать лошадей, так как грузинское правительство все равно их реквизирует, и реквизирует бесплатно.

– Вы ведь пленные…