Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 - Литературно-художественный журнал

Ответы сэнсэя я решила позднее сделать частью своего интервью с ним, поэтому здесь писать об этом не стану. От «морального кодекса» шамана мы снова перешли к упражнениям с хувааноком. И на этом день седьмой как-то незаметно подошел к концу. Мы боялись, что котенок будет колобродить на новом месте, но, похоже, Ак уже признала дедушкин дом своим и мирно проспала в своей коробке у печки до самого утра. Восьмой день должен был стать моим последним на тувинской земле.

День восьмой, последний

Утро мы с сэнсэем начали с того, что снова сели в лужу с транспортом. Причем опять не по своей вине. Мы снова вызвали такси через одну из кызыльских компаний и снова оказались в пролете. В ответ на звонки следовало только бесконечное: «Ваша заявка передана водителю». И тут я вспомнила о давешнем пастухе с машиной, набрала ему, и – о чудо! – он нарисовался почти сразу. Утром Ак меня порадовала: без каких-либо проблем сходила в лоточек с землей – все-таки это точно был настоящий шаманский кот! Правда, перед этим пришлось ее немножко поучить: посадив туда, я долго скребла руками землю рядом с ней, как это делает кошка-мать, – чтобы дошло.

И вот спустя час мы уже въезжали в Кызыл, сэнсэй показал мне на въезде стройку – это наскоро заканчивали возведение новой ковид-больницы – как я поняла, стараниями все того же Шойгу.

План на день был такой: сперва мы планировали заехать к швее и забрать мой костюм, с которым сэнсэй обязательно хотел что-то эдакое проделать, прежде чем он улетит со мной в Москву. После я в качестве «стажера» должна была пронаблюдать, как сэнсэй очищает городскую квартиру – почему-то здесь говорят не «городская квартира», а «благоустроенная». Потом я хотела еще обязательно посмотреть местную шаманскую клинику, потому что быть в Кызыле и не увидеть ее – просто грешно.

У швеи на меня проворно надели костюм в «базовой комплектации», и они с сэнсэем просветили меня насчет прочего «обвеса», который мне предстояло сделать уже самой, – что желательно и допустимо, а что – нет. Собственно, меня интересовал только вопрос удобства и возможности надеть под костюм теплую одежду. Движений костюм не стеснял, что я проверила, несколько раз подняв руки над головой, взметнув бахрому и перепугав хозяйкиного кота. Нам налили по чашке чая.

Истинно, не знаю, о чем говорили люди в доковидную эпоху. Однако же в Кызыле теперь обсуждали еще одну новость – а именно появление на процессе актера Михаила Ефремова в Москве настоящего тувинского шамана. Мы с сэнсэем, конечно же, об этом ничего не знали – в деревне интернет не работал, а телек сэнсэй, слава богу, смотрел нечасто.

Мы отыскали двухдневной давности новостные выпуски разных каналов на эту тему. И без труда узнали N-сэнсэя при полном параде – в костюме, с бубном и всем прочим. Пресса единодушно окрестила его «шаманом с магическим бубном». Надо сказать, компания, в которой он очутился, была странноватой – тут были марширующие по бульвару барабанщицы, черные маги и до кучи Никита Джигурда. Причем из всех меньше всего повезло черным магам – половину из их «десанта» препроводили в автозак, и три черные жрицы в балахонах – одна с черной свечой в руках, а другая с книгой в черной обложке – неприкаянно слонялись по двору, жалуясь журналистам на несправедливость.

Какой-то тип без конца спрашивал N-сэнсэя, зачем он вызвал дождь. Мы обеспокоились. Любому понятно, что процесс этот политический, хотя это и не снимает, конечно, вины с самого актера, по вине которого погиб человек. Я достаточно пожила в этой стране, чтобы испугаться за N-сэнсэя, хотя в ответ на вопросы журналистов, его осаждавших, он высказался нейтрально.

Я задумалась. С одной стороны, конечно, шаман – часть социума, он живет среди людей; вне социума шаман вообще не имеет смысла. С другой – не должен ли «воин трех миров», который по определению видит больше и глубже других, оставаться в таких вопросах немного «над схваткой» и держаться от политики подальше? Понемногу разговор перешел на приснопамятного Габышева. И, наверное, мы проговорили бы еще долго, но нужно было отправляться дальше. Дорогой я все думала, не будет ли это все иметь какие-либо нехорошие последствия для N-сэнсэя.

Впихнувшись в пазик – такие по нашим улицам давно уже не бегают, – мы с сэнсэем выгрузились в одном из спальных районов. Даже в такой ярко-солнечный день золотой тувинской осени застройка рождала тоску. И я поностальгировала по 90-м, увидав то, что в те времена звалось коммерческим киоском, или «комком», – та самая будочка, забранная решетками. Впрочем, года три назад мне привелось натолкнуться на похожую в подмосковном Ногинске.

Минуя детскую площадку, я искренне напугалась, увидав деревянную раскрашенную русалку, и порадовалась, что не натолкнулась на нее в сумерках. Поверьте мне – это было страшно. А проходя двором, на одном из гаражей мы прочли эмоциональный призыв масляной краской: «Ты же так умрешь, остановись!» На этой оптимистической ноте мы пошагали в темный подъезд.

Квартиру нужно было очищать для молодой девушки с ребенком. Здесь встречаются неожиданные фенотипы, как я заметила: девушка была вылитая японка. Хотя квартира была съемная, перебралась она сюда недавно и вот хотела очистить, потому что что-то у нее не ладилось.

Комнаты обжитые, аккуратные, чувствовалась во всем заботливая женская рука. За чаем с лепешками (не в обиду сэнсэю будь сказано, но его лепешкам было до этих далеко) выяснилось, что отец ребенка на ней жениться не захотел. Спросить, помогает ли он, бывает ли, мне было, конечно, неудобно. Но по тому, как отреагировала девочка на сэнсэя (молодая женщина пояснила, что мужчин в доме она видит редко и потому боится), становилось ясно, что, скорее всего, не бывает. Снова и снова оглядывая уютную квартирку и милую улыбчивую хозяйку, я думала о том, какого же рожна нужно некоторым мужикам. Однако же не дело шамана давать оценки, судить и рядить, и следовало заняться делом.

Костер все же понадобился – мы его развели на пустыре за городом, куда добирались на такси минут пятнадцать. Дорогой я думала о том, что вот же – ведь и я, и сэнсэй тоже, получается, безотцовщины. Сэнсэев отец слинял от его матери, бросив шесть человек детей. Сэнсэй вспоминал, как иногда, бывая в их селе (отец смылся к женщине, которая жила в деревне неподалеку), его